Далёкое детство вспоминается как реанимационная палата, в которой меня выхаживали после падения с высоты двухэтажного дома головой об камень. Юность подарила шанс жить дальше во время крупной драки, закончившейся для некоторых участников смертельными исходами. Но главный фарт выпал в Афгане, когда вместо меня на небо ушёл Витька, а я остался жить с чувством вины за его бессмысленную гибель. Потом был случай на автотрассе, где я снова заглянул в косые глаза смерти и увидел там жгучий холод равнодушной Вселенной, и, как ни странно, нашу встречу с Петькой я тоже считаю везением.

– К Витьке бы на могилу съездить, – стал мечтать Зелёнкин, выставляя второй литр заморского питья. – Ну, что ли, памятник ему обновить, матери Витькиной материально посодействовать, то-сё… У тебя есть машина?

– Только алименты и долги, – мотнул я растрёпанной головой, – а на них, к сожалению, далеко не уедешь.

– Завтра купим тебе какой-нибудь незамысловатый фордик и рванём, – подвёл черту друг, затем дёрнул полстакана виски и, чисто по-русски ткнувшись лицом в кучу недоеденного морского салата, смачно захрапел.

Его жена с престарелым сыном попытались вытащить Петькину физиономию из консервированной капусты, но у них ничего не получилось, и тогда я взял инициативу в свои руки.

– Я ща тачку вызову! – стал орать я в глупые лица американцев. – И нах хауз битте вас в гранд-отель! А Петьку, пока не оклемается, толкать всё равно бесполезно! Труп! Мэменто мори по-вашему! Его нихт махен трогать! Ферштеен?!

Не обращая внимания на возражения старухи Джойс, я впихнул её в такси, следом погрузил туда Петькиного наследника и, сообщив таксисту название гостиницы, помахал иностранцам рукой:

– Хай дуй ду, миссис, блин, Зелёнкина! Шнелль фарен зи шляфен в свои номера и гуд бай до утра, когда ваш драгоценный супруг проспится к благополучному исходу!

Джойс, высунувшись из окна, начала что-то бестолково лопотать с явным возмущением, но я был неумолим:

– Ауффидерзеен, фрау Грин, и с Петькиным дитём там, пожалуйста, поаккуратней!

Утром Петька залез в ванную и через час вышел оттуда уже как сэр Питер: морда напомажена, волосы зализаны через пробор, в голливудских зубах дымящаяся сигара.

– Предстоящая торговая сделка по приобретению авто, – небольшая пауза придала весу и значимости его словам, а сигара перекочевала из правого уголка рта в левый, – уже накладывает вето на твой стакан. Ищи, Егор, водительские права, пока я опохмеляюсь.

Права были заложены мной две недели тому назад в винно-водочном отделе ближайшего продмага.

– Выкупи документ, – Зелёнкин сыпанул на стол горсть скомканных дензнаков, – а на сдачу лимонад возьми холодненький и дринк поприличней.

– Учти, – предупредил я приятеля, – ввиду временной безработицы вернуть наличные не смогу долго, возможно, в этой жизни даже никогда.

– Сможешь, – возразил однополчанин, – потому что я в тебя верю безоговорочно и согласен проинвестировать любой коммерческий проект, который в корне изменит твоё захудалое, подлое и унылое бытие, а значит, и сознание тоже.

– Но у меня сейчас никаких проектов, – развёл я руками, – живу одним днём, разве что надбавку к пенсии дадут.

– Ага, дадут, – саркастически скривил губы американец, – только подождать надо, пока сначала себе наворуют. Если захотеть, проектов кругом – сколько хочешь!

Он покрутил головой, его взгляд упал на газету, которую я использовал вместо хлебницы, скатерти, туалетных рулончиков и разных там салфеток.

– Вот, – Петька оторвал от газеты край и вручил обрывок мне, – купи вагон бумаги и продай где-нибудь в Казахстане с выгодной для тебя маржой.