Уваров не понял сон это или земля действительно говорила с ним. Очнулся, почувствовав, что кто-то прижался к нему своим тёплым телом и лижет лицо.

– Тайга, моя собачка. Ты везде со мной, – пробурчал он, – спасибо тебе за верность.

Он обнял её и уснул на этот раз крепко. Земля баюкала и ласкала его. Он слышал глухие рокочущие слова: я тебя не выдам, не выдам! А потом зазвучало:

«Я земля, я своих провожаю питомцев,

Сыновей и дочерей,

Долетайте до самого солнца,

И назад возвращайтесь скорей».

Он увидел огромную женщину, покрытую лесами, холмами, морями, реками и озёрами, которая пела звучно и протяжно эту песню. Рот её раскрывался, и с языка стекали целые реки чистой изумрудной воды. А глаза были синие, синие. Уваров понял – это озёра. В своих руках она держала моря и океаны, как бы говоря: люди, пользуйтесь моими богатствами, я щедра, потому что ваша мать.

Уваров вскочил со словами:

– Приснится же такая бессмыслица, а потом думай, что ты не того. – Тайга взвизгнула, и Виктор вздохнул, – придавил я тебя собачка.

Выглянувшее из-за леса солнце окончательно разогнало остатки сна. По всему горизонту блестели его яркие лучи. День разгорался, плавился, цвёл. Виктору показалось, что в лучах восходящего солнца стоит женщина – земля и расчёсывает свои длинные зелёные волосы. Они искрятся и блестят изумрудами. Он присмотрелся, протёр глаза, но ничего не увидел, кроме набегавших со стороны солнца белёсых туч. Что это было предупреждение или ещё что, он, конечно, не знал, только боль по земле нашей вошла в его сердце и не давала покоя.

Маринка, обеспокоенная отсутствием мужа, избегала всю деревню и когда увидела его, просто повисла на шее и заплакала.

«Надо ехать, – подумал Виктор, – они правы. Наша жизнь продолжение рода».

Через несколько дней поезд, стуча на стыках, увозил группу рабочих на учёбу в Днепродзержинск. С ним уезжал и Виктор Уваров.

Поезд из Москвы должен был прибыть с минуты на минуту. Василий Костриков нервно ходил по перрону и, не обращая внимания на людей, жевал яблоко, сорванное по пути. Вид у него был, конечно, затрапезный. Он как-то весь обмяк, съёжился. Случай случившийся с ним в общежитии, который получил на заводе широкий резонанс, он не забыл. И сейчас, вспоминая об этом, не знал как вести себя при встрече. И ещё он боялся, что лаборантка Зойка Кухтина отвернётся от него. Она красивая и обаятельная, может ребят водить за нос. И ростом не обижена – всё при ней. Костриков зашёл в магазин, выпил два стакана вина для храбрости, но так и не мог успокоиться. Он видел свой позор и насмешки. Раздался звонок, и поезд, гася скорость, появился из-за поворота на станции. Василий взволнованно остановился у десятого вагона. Он хотел сначала увидеть глаза своей Зои, как она к нему относится и что скажет. Но девушки не было видно, и Василий расстроился: мол, это плохая примета.

– Здорово, Вася, – услышал он голос машиниста Алексея Могучева, – не соскучился?

Спрыгнув со скамейки, он облапил Кострикова да так, что тот ойкнул. Уваров вышел из вагона последним и, взяв в левую руку маленький чемоданчик, правой поздоровался с машинистом.

– Стоишь, герой, – вздохнул Веселов и деланно улыбнулся.

– А что мне прикажете делать? – обиделся Костриков. – Я на службе.

Могучев уже тащил Кострикова в сторону и шептал на ухо:

– Ну, как устроился?

– Увидишь сам, чего спрашивать. Дом с садом, что ещё надо. И главное в нём никто не живёт.

– Добро. Ты как всегда не превзойдён. Я рад за тебя. Не приготовил?

Могучев щёлкнул себе по подбородку, прищурив левый глаз.

– Денег нет.

– Плохо живёшь.