– Выходит это является единственной причиной твоего приезда в Израиль, – подытожил Борис.

– Не совсем, это, можно сказать, третий фактор – отозвался Вадим.

– Что же представляют собой предыдущие факторы? – спросил Борис.

– Первый и, пожалуй, самый главный, это то, что я всё-таки позиционирую себя как лицо еврейской национальности, – отреагировал Вадим, – будешь смеяться, Борис, что профессор говорит такие глупости, но мне снился сон, что мой дедушка, а он был раввином в Бердичевской синагоге, настоятельно призывал меня вернуться в страну исхода.

– А ты, конечно, не мог ослушаться еврейского священника, – засмеялся Борис.

– Зря иронизируешь, Боря, – грустно промолвил Вадим, – во-первых, старших надо слушаться, а во-вторых, я и сам полагаю, если исторически так сложилось, что евреи во все эпохи были разбросаны по всему миру и жили в изгнании и если та же история предоставила им возможность жить в своей стране, то эту значимую реальность надо использовать.

– Как то слишком уж риторически ты всё это излагаешь, – неожиданно для себя перебил его Борис, – а что же делается со вторым фактором?

– Что же касается второго фактора, – не глядя на Бориса, промолвил Вадим, – то здесь я буду ещё больше амбициозен: надоело жить в стране, где верхи не знают и не понимают, что надо делать, а низы, поругивая власть, в свою очередь, не хотят ничего свершать, продолжая верить в доброго царя.

В этом месте Борис всеми фибрами своей души почувствовал, как его мысли перекликаются с концепцией, изложенной сейчас Вадимом. Если до сих пор его, на фоне непрекращающейся ностальгии, ещё одолевали сомнения, правильно ли он поступил, переезжая на историческую родину, то Вадим, сам того не сознавая, в одночасье сумел развеять их. Бориса ещё долго грело осознание факта, что если такие люди, как профессор Вадим Шендорович, с большой радостью получили израильское гражданство, то ему, бывшему доценту Борису Буткевичу, нечего роптать и следует воспринимать обретение новой родины как долгожданный и свершившийся факт. Тем не менее, он как-то нерешительно спросил Вадима:

– А что же, всё-таки прикажешь делать с таким ёмким, въевшимся во все мозговые извилины, понятием – Родина, с тихой гладью Москвы реки или Невы, с пахнущим осенней хвоей Сосновым бором или белесым оттенком плачущих берёз в Летнем саду, с традиционными курантами на Спасской башне Кремля или монументальным Зимним дворцом?

– А ты ещё спроси, Борис, – воскликнул Вадим, – что делать с незаслуженной двойкой по истории КПСС, когда меня с первого раза не приняли в аспирантуру или с моей докторской диссертацией, результаты которой сегодня применяют в США, Германии и даже в Австралии. Так вот эту диссертацию несколько лет под благовидными предлогами не принимали к защите, а когда она с невероятными трудностями и преградами, расставляемыми чиновниками от науки, всё-таки была защищена, её направили, так называемому, «чёрному оппоненту», у которого хватило совести написать, что она не актуальна и не представляет практической ценности. С невероятным напряжением сил, в конечном итоге, мне удалось доказать обратное на экспертном Ученом Совете Высшей аттестационной Комиссии при СМ СССР. Что с этим прикажешь делать?

– Да ничего я не хочу и не буду приказывать, – согласился Борис, – просто ностальгия замучила, жить по-человечески, разумеется, можно только в том месте, где мы сейчас с тобой находимся. Но как бы там ни было, хотим этого или не хотим, мы всё же своими корнями остаёмся кровинками России, и никуда от этого не денешься.