– Пожалуй нет ваше высокоблагородие. – Задумчиво ответил урядник.

– Странная картина происходит Силантий Петрович. – Произнёс Владимирский не глядя на урядника, в голове же его происходили логические построения: – С утра обнаруживаем тело утопленницы. Везём на опознание, где меня запирают в погребе. Не освободись я из заточения чудесным образом, пламя поглотило бы весь дом. А тут у нас ещё и висельник. И так удачно, что все концы в воду.

– Уж больно как-то всё… – С сомнением ответил урядник и сразу перешёл к делу: – А какой у нас мотив?

– Мотив у нас любовь. Некий художник, загадочная личность.

– Так, так, так. – Урядник задумчиво зачесал подбородок.

– Выкладывайте коль есть мысли. – Подбодрил Владимирский.

– Вы думаете подпихнула соперницу с крутого бережка? Затем испугавшись вашего появления, вас же закрыла в подполе. Опять же, для какой надобности старуху поджигать, раз сама решила повеситься? Не резон.

– Вопрос. – Наш жандарм посмотрел, на лежащий на боку стул, обтянутый потёртым бархатом и подняв его подставил под ноги висящей Татьяны. Ноги свободно доставали до стула. Затем он вернул стул на прежнее место, пояснив уряднику: – Ничего не трогать, сначала нужно все сфотографировать.

В соседней комнате послышались крики и вбежавший староста сообщил о том, что хозяйка очнулась. Владимирский поспешил туда. Та лежала на диване, её тело практически полностью обгорело, покрывшись ужасными волдырями, а на лице и руках, вовсе отсутствовала кожа. Жандарм опустился перед ней на колени:

– Наталия Фоминична, вы меня узнаете!?

– Больно. Дайте мне выпить. – Едва разборчиво просипела пострадавшая обгорелыми губами и она выпучила глаза, со сгоревшими веками в сторону секретера.

Владимирский махнул рукой уряднику и тот мигом подскочив к секретеру, открыв его обнаружил пол дюжины пыльных бутылок шотландского виски, как мы уже знаем невероятной выдержки.

– После того как обгоревшая с жадностью выпила целый стакан, наш жандарм задал ей вопрос:

– Наталия Фоминична, с кем уехала ваша дочь?

– Одна в город. – Еле слышно произнесла пострадавшая, указывая глазами на бутылку.

– Наталия Фоминична, а художник когда уехал?

– Стасик? Никуда не уезжал. По просьбе Зиночки, я оставила его истопником. Зиночка его очень ценила. Зиночка, была всегда такой не посредственной. Как меня всегда это умиляло, когда она была ребёнком…

– Заговаривается. Наталия Фоминична, так значит художник и теперь находиться в усадьбе?

– Месье Вольдемар? А ведь это вы погубили мою девочку… – Пострадавшая стала нести всякую ахинею и потихоньку затихла.

– Представилась сердечная. – Крестя лоб сказал урядник.

– Да. Жаль. Мало что от неё узнали. Силантий Петрович, найдите мне этого истопника и немедля.

Через двадцать восемь минут, он делал снимки в комнатах с покойницами, когда к нему ввели истопника барского дома. Это был среднего роста невзрачный мужичок, с округлым лицом и хрящеватым тонким носом, лет двадцати восьми. Одет он был в плисовые штаны заправленные с сапоги и стёганый кафтан. Было очевидно, такой фрукт что-то не тянул на красавца любовника.

Нашему герою из его усадебного дома доставили фотоаппарат и он делал снимки, так как криминалисты из Новгорода прибудут только завтра. В его жандармском отделении был заведён строгий порядок, обязательное фотографирование мест происшествия, снятия отпечатков пальцев, если есть труп, осмотр его патологоанатомом, всего этого ещё не было принято повсеместно в правоохранительных органах царской империи.

– Вот ваше высокоблагородие, доставили. Истопник Колчин. – Доложил урядник, добавив: – Скрывался в баньке.