– В центре Москова произошёл крупный пожар, – зачастил голос диктора.

– Огонь охватил несколько зданий на улице Дверской. Пожарные работают на месте, но ситуация остаётся напряжённой, пожару присвоена третья категория сложности.

Я непроизвольно нахмурился. Метка на ладони снова напомнила о себе.

– Опять, – пробормотал себе под нос.

Никак насторожился, завертел головой, как будто тоже почувствовал что-то неладное. Странности продолжались.

Через полчаса я открыл дверь квартиры, и пёс тут же забежал внутрь, как к себе домой, решительно топая грязными лапами по полу. Лохматый, с висящими мохнатыми ушами, он сразу начал обнюхивать всё вокруг, а я бросил ключи на полку в прихожей. Катя сидела на диване, уткнувшись в телевизор, но тут же повернулась, услышав шаги.

– Ой, Стас, это кто? – крикнула она, вставая и хлопая в ладоши.

– Говорил же, тот самый пёс, – ответил я, снимая куртку. – Никак зовут, подобрал на шоссе у киосков.

– Какой хорошенький! – взвизгнула она, подбегая ближе. – Смотри, какая мордашка, это же точно ши-тцу!

– Так я не ошибся? – переспросил я, глядя на Никака, который сел и уставился на нас. – Ну, наверное да, мордахой точно похож. Судя по картинкам, которые ты показывала.

– Точно ши-тцу, – сказала она, наклоняясь к нему. – Милый такой, глазки круглые, ты прав был, симпатичный.

Никак ткнулся мохнатой мордой ей в руку, а она засмеялась, теребя его свалявшуюся шерсть. Потом выпрямилась и посмотрела на меня с хитрой улыбкой.

– Помой его, Стас, – предложила она, кивая на пса. – Лапы грязные, да и пахнет улицей.

– Я? – удивился, отступив назад. – Не знаю, как собак мыть. Даже не знаю с какой стороны начать.

– Ой, ну ты же его притащил, – сказала она, уперев руки в бока. – Я тут сериал смотрю, а ты герой, вот бери и мой.

– Катя, я в этом не разбираюсь, – возразил вновь, пожав плечами. – Вдруг что-то не так сделаю и он меня покусает?

– Да он же лапочка, – ответила она, глядя на внимательно слушавшего нас пса.

Мы прошли в кухню и Никак побежал за нами, забавно виляя пушистым хвостом. Катя открыла холодильник, вытащила кусок колбасы, отрезала немного и бросила псу.

– Ешь, лохматый, – сказала она, а я достал хлеб и сыр.

– Это точно собакам можно? – спросил я, глядя, как Никак жадно глотает колбасу.

– Ну, он же голодный, – ответила она, пожав плечами. – Макарошек ещё дадим, которые ты вчера варил.

– А мне останется?, – уточнил я.

– Ты привёл – вот и делись своей порцией, – ответила Катя и вильнув бёдрами вышла из кухни.

Никак смёл всё, что ему наложили, за минуту, облизнулся и посмотрел на меня, будто просил добавки. Мы поели сами – я сделал бутерброды, Катя заварила чай, а пёс сидел рядом, положив голову на лапы. После ужина он запрыгнул на диван, забрался на подушку Кати и свернулся калачиком. Через пару минут уже сопел, смешно поскуливая во сне.

– Смотри, как устроился, – засмеялась она, глядя на него. – Прям царь на троне.

– Это твоя подушка, между прочим, – заметил я, допивая чай. – Пусть спит, что ли?

– Нет уж, – сказала она, ткнув меня в бок. – Делай ему какую-нибудь лежанку, а то привыкнет к дивану.

– Ладно, сейчас, – ответил я, вставая с кресла.

Пошёл в комнату, взял старое одеяло, сложил его в углу у батареи, сделал подстилку. Вернулся, аккуратно поднял Никака – он был лёгкий, тёплый, кажется, даже не проснулся – и перенёс на пол. Уложил на одеяло, а он только вздохнул, вытянув лапы.

– Вот так лучше, – сказал я, глядя на него. – Спи, лохматый, завтра со всем разберёмся.

– Милый он всё-таки, – добавила Катя, улыбнувшись. – Но мыть его будешь ты, Стас, я серьёзно.