Всякая сила одного рода: она – часть и подобие самой природы. Ум, который «идёт в ногу» с законами природы, попадает в общий поток событий и крепнет их мощью. Есть люди, сделанные из той же субстанции, что и исторические вехи; они понимают ход вещей и могут предсказать его. Им первыми выпадают удары судьбы, так что они готовы к любому будущему. Человек, знающий людей, может свободно говорить о политике, торговле, юриспруденции, войне, религии, ибо везде люди движимы одними и теми же законами.

Преимущество «сильного пульса» нельзя компенсировать никаким трудом, искусством или согласием. Это как климат, который без труда взращивает урожай, недостижимый ни парниками, ни орошением, ни удобрениями. Или как расположение города – Нью-Йорка или Константинополя, – для притока капитала, талантов и рабочей силы не нужно дипломатов, всё само тянется к ним, точно воды в устье. Точно так же «широкий, здоровый, мощный» ум оказывается на берегу каких-то невидимых рек, невидимых океанов, полных ладей, что денно и нощно причаливают к нему. То, за чем все охотятся, само льётся в его колени. Он как будто знает все чужие тайны заранее, предугадывает любую находку, и если не завладевает чужими идеями и фактами, то лишь потому, что по своей «массивности и вялости» считает их не стоящими лишнего напряжения.

Эта «утвердительная» сила дана одному, а не другому, точно как один конь бежит по внутреннему порыву, а другого надо стегать кнутом. «На шее юноши, – говорил Хафиз, – нет драгоценности дороже дерзания». Добавьте в застойную провинцию (скажем, в старую голландскую колонию в штате Нью-Йорк или Пенсильвании, или на плантации Виргинии) группу закалённых янки, у которых в голове бушует паровой молот, блоки, шестерни и колёса, – и всё вокруг вдруг оживёт новыми ценностями. Как преображается вода и земля в Англии, когда туда приезжают Уатт или Брунель! В любом обществе есть не только «активный» и «пассивный» пол, но и нечто более важное – «творческое» и «принимающее» начало у мужчин и у женщин. Каждый «плюсовой» человек олицетворяет целую группу, и если у него случайно есть ещё и личное превосходство (а это не талант как таковой, а, скажем, командный прищур воина или учителя, – у одного он есть, как чёрные усы, а у другого – нет, как усы белокурые), то его сотрудники легко признают за ним право «поглотить» их вклад. Торговец работает через бухгалтера и кассира, юрист – с помощью младших клерков, геолог полагается на помощников, командор Уилкс присваивает результаты всех натуралистов, ехавших с ним, Торвальдсен поручает отдельные этап скульптуры резчикам по камню, Дюма держит подмастерьев, а Шекспир, как театральный менеджер, пользовался трудом молодых соавторов и готовых пьес.

Миру всегда есть место для сильного человека, и он ещё находит место для многих других. Общество – это группа мыслящих существ, где лучшие головы занимают лучшие позиции. Слабый человек видит уже огороженные поля и отстроенные дома. Сильный – видит возможные поля и постройки. Его взгляд «творит владения» с той же скоростью, с какой солнце творит облака.

Когда в класс приходит новый мальчик, когда взрослый человек путешествует и ежедневно встречает незнакомцев, или когда в клуб вливается новичок, – происходит то же самое, что и при загоне нового быка в стадо: сразу выясняется, у кого рога сильнее, и кто будет вожаком. То же и здесь: идёт «замер сил», он может быть учтивым, но исход решён, и все делают выводы. Каждый видит в глазах другого свою судьбу. Слабейший чувствует, что все его знания и остроумие на поверку бесполезны: он думал, что знает тему до конца, а вышло, что упустил главное. Его аргументы не попадают в цель, а у соперника все стрелы меткие. И будь у слабого в голове вся энциклопедия, это не выручит: тут нужен дар присутствия духа, непринуждённая осанка, умение держаться. Противник удачно выбирает и позицию, и оружие, и цель, а когда этот же «сильный» встретится с кем-то ещё, возможно, уже его стрелы полетят мимо. Всё дело в «желудке и конституции». Второй человек, быть может, умен не меньше (а то и больше), но не обладает той «закалкой», и его остроумие кажется то слишком изысканным, то недотягивает.