– Ничего дурного с ним и не произойдёт. В принципе не может произойти, – подумав, ворчливо сообщил Ралган. – Я хорошо изучил мэтра Ориона за время своего пребывания в академии, и поэтому уверяю – в кое-каком моменте ты ошибаешься, Лютье. Принудить его не так просто, как кажется. Шантажировать его особо нечем, а по доброй воле он на подобного рода деяние не согласится. В нём будут говорить страх перемен и привычка быть тенью, которую никто не замечает. Этот человек не создан для великих деяний.

Владыке Стихий казалось, что он говорит с такой интонацией, что к его словам нельзя не прислушаться. Ему виделось, что Лютье Морриэнтэ испытает сомнения в своём выводе, но друг без раздумий несогласно покачал головой.

– Ты глубоко ошибаешься.

– Разве? – поразился Ралган.

– Да. Мэтр Орион, конечно, не деятель по своему характеру, он созерцатель. Но да будет тебе известно, этот человек умеет убеждать себя в том, что он несёт ответственность за деяния других. А ещё в нём много сострадания. Право, он удивительно мягкосердечен для мага, избравшего путь чёрной магии. Какой ещё чародей приехал бы ко мне только чтобы помочь одной из своих студенток? Но мэтр Орион решился на такой поступок. Он заподозрил совершённый по отношению к аир Свон приворот, вот и оказался у моего порога. Он всего лишь подозревал чары, а проделал нелёгкий и длительный путь. Этот факт, как и то, о чём мы беседовали все дни его присутствия, не даёт мне согласиться с твоим выводом. Если дать мэтру Ориону правильную и благородную цель, он не откажет тебе, Ралган. Ни за что не откажет в помощи против последнего из дроу.

***

Разумеется, Найтэ мог повести себя иначе, но он давно не выставлял напоказ своё недовольство Милой Свон, а это противоречило публичному облику, что он для себя создал. Поэтому говорил тёмный эльф на площади Вирграда с лёгким сердцем. Боль в глазах любовницы его нисколько не тронула. Куда важнее для Найтэ было то, что вследствие его поступка господин фон Дали повеселел, перестал на декана факультета Чёрной Магии косо поглядывать. Но Найтэ не только по этой причине остался доволен. Будучи словно совсем не при делах, он выиграл по всем направлениям. Над группой четверокурсников (и, соответственно, над раздражающим его Люцием Орионом) он теперь на всех основаниях издеваться мог, а Мила Свон самостоятельно получила очередной строгий выговор, что приближал её к избранному им будущему. Из-за этого тёмный эльф не мог злиться должным образом на молодого Грумберга. За что? Этот вспыльчивый юнец лишь подыграл ему.

– Ну что, всё ещё сердишься на меня? – не особо мягко спросил Найтэ, когда в ночь со вторника на среду без приглашения вошёл в комнату любовницы.

До этого момента со дня турнира они не общались даже на занятиях, так как Найтэ нарочно выжидал момента, когда недовольство его женщины сменится тревогой. Она очень остро реагировала на его длительные игнорирования, а потому он даже мысленно улыбнулся. В этот поздний, почти предрассветный час, глубокие страдания Милы Свон были налицо. Она не спала, находилась в постели, но так и не сняла с себя форму. Даже не накинула на тело покрывало. Девушка лежала, обнимая себя руками, и угрюмо смотрела в одну и ту же точку на стене.

Это ему понравилось. Но крайне не понравилось Найтэ то, что на него Мила Свон так и не посмотрела и на вопрос его не ответила.

«Не иначе, я поспешил с визитом, раз даже столь неподходящий час не сбил её с толку», – сделал он вывод и мигом перешёл к другой тактике.

– Видимо, сердишься, – с грустным вздохом сказал Найтэ, а затем присел на кровать у ног Милы и, положив руку на её бедро, продолжил говорить с едва слышимой в голосе укоризной. – Хорошая моя, глядя на твои переживания мне никак не отпустить свои собственные. Хотя, причина далеко не во мне. Это в тебе для хорошего мага слишком много эмоций.