– Мне плевать на заводских, – отвечаю, и это чистая правда. Мне их не жаль. Мне никого уже давно не жаль.

– Это правильный ответ. – Главарь доволен, а вот я нет: было сказано слишком мало. – Тогда готовься. Ночью идем. Можешь пойти поспать, потом выспаться не придется.

– А печка?

– Что печка? – Кажется, мне удалось-таки удивить всезнающего и наперед все просчитывающего Коэна.

– Ну, у меня обязанности, – поясняю. – Кто займется печкой?

Глаза главаря расширяются, а потом он заходится в хохоте. Терпеливо жду, пока он заткнется.

– Печка у него, – бормочет, отсмеявшись, и вытирает рукавом выступившие от смеха слезы. – Мышь сегодня займется. Ты и твои навыки нам будут полезнее на вылазке.

Моя способность убивать, он хотел сказать…

– Хорошо, – говорю и ухожу в свой отсек.

***

– С чего ты взял, что я к чему-то там готов?!

Райан лежит на койке с выключенным светом, в «комнате» полумрак, сквозь штору попадает только освещение из коридора. Стремительно захожу и сдергиваю с его головы одеяло.

– Не ори, – шипит на меня Кесседи, вырывая одеяло. – Хочешь, чтобы он услышал?

Этого «его» он явно не боится, а вот мне бы следовало, тут сосед прав. Выпускаю из пальцев шерстяную ткань.

– Коэн явно уверен, что я пойду и перережу половину завода этим вечером, – шиплю в ответ.

Райан принимает вертикальное положение, садится на кровати, пожимает плечами.

– Даже если считает. Тебе-то что?

– Да меня до сих тянет мыть руки, как только подумаю о Сиде. – Какого черта из меня рвется эта откровенность?

– Знаю, – кивает Кесседи. – Видел, как ты бродишь в ванную по ночам.

Мне хочется его ударить. Прямо руки чешутся разбить это спокойное лицо. Это я-то считаю себя умнее остальных?

– Ты не прав, – сообщает мне Райан. – Мы тут не убиваем все, что движется, и не поднимаем недвижимое, чтобы умертвить. Если ты решил, что Фред поощряет бессмысленные убийства, ты не прав. Пустить кровь он любит, но Коэн как раз из тех, кому в каждом действии требуется смысл. То, что ты готов убить ради того, чтобы выжить и выжили те, кто идет с тобой плечом к плечу, дорогого стоит. Мышь, например, не убьет. Не сможет. Рыжий тоже. Фил захочет, да не всегда сумеет – психует, начинает размахивать руками, когда требуется один точный удар… Продолжать?

Постепенно успокаиваюсь от размеренного тона его голоса. Что на меня вообще нашло?

Сажусь на край своей койки, вцепляюсь пальцами в ее край.

– Не надо, – говорю, – я понял.

– Успокоился? – в голосе Райана слышится даже нечто, похожее на участие.

– Вполне, – отвечаю сухо. Тоже мне, защитник несчастных и обездоленных. Пусть с Мышонком кудахчет.

Кесседи будто читает последние мысли по моему лицу, усмехается, опять ложится и укрывается с головой одеялом. А я продолжаю сидеть и пялиться в стену.

Уже привычная вечерняя суета, все одеваются. У тех, кто поумнее, лица серьезные, у остальных – предвкушающие. Мышонка не берут, возложив на него мои бывшие обязанности. Он явно недоволен, но не спорит. Возражать Коэну тут не принято.

– Готов? – спрашивает Кесседи, наглухо застегивая воротник своей куртки до самого подбородка.

Я уже в верхней одежде, сижу на койке, зашнуровывая ботинки. Поднимаю голову и пожимаю плечом.

– Чего тут готовиться?

Райан щурится.

– Ты же вроде раньше грабежами не занимался?

– Такого масштаба нет, – отвечаю таким тоном, что больше он не задает вопросов.

Рассказать ему о своем первом годе на заводе, когда приходилось воровать еду, потому что свой паек отбирали те, кто постарше? Или поведать, как меня однажды поймали и избивали до тех пор, пока не намокли штаны? Зачем ему мои откровения? Кесседи родился в Нижнем мире, он знает подобных историй не меньше и наверняка нечто подобное испытал на собственной шкуре.