Он говорит это с такой усмешкой, что мне хочется его ударить. Для него «спать на снегу» – всего лишь метафора.

Полковник отводит меня в комнату в полном молчании. Мне нечего ему сказать. А с его стороны все уже сделано и сказано. Полный инструктаж проведен.

Мне предстоит приходить в заброшенное здание на краю одной из центральных улиц каждое двадцать четвертое число каждого месяца. «Каждого месяца» звучит оптимистично, будто этих месяцев будет много. Впрочем, тот, кого превратили в пугало без поля, наверняка считал так же.

Каждое двадцать четвертое число в указанном здании я буду встречаться с Питером. Так как место дислокации Проклятых находится в Центральном районе, по мнению полковника, мне не составит труда уходить из лагеря ночью. У меня своя точка зрения на его «не составит труда», но благоразумно придерживаю ее при себе, пока Коннери не передумал и не отменил сделку.

Если не появлюсь двадцать четвертого, Питер будет ждать еще два дня. Если не появлюсь и двадцать шестого, значит, меня уже нет.

А вот это уже похоже на правду. Если проколюсь на чем-нибудь, меня порешат быстро, и вряд ли обо мне вообще кто-нибудь здесь вспомнит. Для эсбэшников я всего лишь расходный материал, такой же шанс, как и они для меня. И если этим шансом не удастся воспользоваться, что ж, мы все останемся при своем.

***

Весь следующий день провожу в комнате, так как решено вернуть меня в Нижний мир под покровом темноты.

Беспокоит меня только Питер, который приносит новую одежду.

– Это не мои вещи, – хмурюсь, рассматривая стопку, которую он водружает на кровать.

– Эта лучше. – Сегодня у Брюнета вновь отличное настроение.

Лучше-то лучше, но мои вещи были настоящим тряпьем, не хватало проколоться на такой мелочи. Но, кажется, думаю о сотрудниках СБ слишком плохо. Одежда выглядит потрепанной и тонкой.

– В нее вшиты специальные нити, помогающие сохранить тепло тела, – гордо поясняет Питер. – А ботинки влагонепроницаемые.

– Здорово, – бормочу без энтузиазма.

Вроде бы все сказано, но Пит мнется на пороге.

– Ты что-то хотел? – Не то чтобы мне улыбалось вести с ним длительные беседы, но грубить почему-то желания нет.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Почему ты не попросил Коннери хотя бы организовать встречу с отцом? Он на другом континенте, но на флайере это два часа лёту, полковник мог бы устроить.

В глазах парня искреннее недоумение, а я не знаю, как ему объяснить. Тому, кто не был на моем месте, не понять, да и незачем.

Не смогу объяснить, что не могу увидеть отца спустя четыре года только затем, чтобы сказать: «Я попробую что-то сделать». Дать надежду, не имея ни малейшей гарантии того, что что-то получится. Заявиться сейчас и показать, что его ребенок не сыт, не в безопасности и не счастлив. Будет ли ему легче встретить меня на несколько минут, увидеть, что со мной стало, и снова расстаться на неопределенный срок, а весьма вероятно, что навсегда? А кого увижу я вместо человека, которого выводили из зала суда?..

Нет, мы или встретимся, чтобы никогда не расставаться, или останемся в памяти друг друга теми, кем были когда-то. И точка.

– Ни к чему это, – отвечаю таким тоном, что у Пита пропадает всякое желание задавать вопросы.

– Э-э… – Брюнет теряется. – Ну, я тогда пойду. Приду за тобой вечером.

Киваю, отпускаю его жестом ленивого императора. Дверь ползет за его спиной и возвращается на место.

Я снова в одиночестве. Какое блаженство.

***

Оставшийся день лежу на кровати, закинув руки за голову, и смотрю в потолок.

Хорошо бы выспаться напоследок, но сон не идет. Мысли так и кружатся в голове. И самая главная из них – могу ли я верить «верхним». Ответ очевиден: конечно же нет. Уже слишком давно никому не верю, чтобы внезапно научиться доверять и полагаться на кого бы то ни было. Поверить – значит раскрыться, обнажить часть себя из-под брони, а значит, и подставиться под удар.