Сани съезжают с лесной тропы на утоптанную дорогу. Я уже слышу лай собак и чей-то разговор. Мы останавливаемся, чтобы спросить про ночлег и местного знахаря. И за тем, и за другим, нас отсылают в местный трактир.

В тишине маленького поселению нам не составляет труда найти указанное заведение, которое своим шумом подсказывает нам направление. Задний двор, на который мы заезжаем, чтобы оставить повозку и накормить лошадей – заполнен лошадьми, и не простыми – а сильными и выносливыми. Таких мой отец набирает для своего военного отряда. Слуга помогает нам отыскать место под навесом, а также загнать лошадей и сани внутрь. Меня радует его скорость и сноровка, поэтому я достаю несколько медных монет, в благодарность за работу и предоставленное место.

Множество громких и опьяневших мужских голосов, доносящихся их двери трактира, открытой довольным слугой, заставляет мои зубы сжаться. Хорошо, что с нами Григорий. С ним я чувствую себя в безопасности, особенно после того, как увидела своими глазами этого мужчину в действии. Он был беспощаден. Я даже засомневалась, а не прикрытие ли эта его повязка на глазу? Может, он прекрасно видит и слышит? Я в который раз благодарю отца, за то, что приставил ко мне телохранителя. Одной бы мне, и правда, было сложно справиться.

Я выхожу из-под навеса и направляюсь внутрь трактира, чтобы выведать, есть ли свободные комнаты. Но даже если их не будет – провести ночь в конюшне – лучше, чем в снегу среди диких животных.

– Подожди! – окликает меня Григорий. – Там…

– Там полно пьяных мужиков. Знаю. Но смотри, я прикроюсь шалью так, что они на пьяную голову примут меня за старушку. – Я подмигиваю телохранителю и укутываюсь в платок, чтобы была видна лишь маленькая часть моего лица и грозно хмурю брови.

Григорий хлопает одним глазом, анализируя мой внешний вид, и махает рукой, мол, иди давай!

Я сжимаю в кулак спрятанный в кармане дорожной юбки кошелек и прохожу внутрь. Мой взгляд сразу упирается в громадные столы, придвинутые друг к другу, с пирующими за ними мужчинами.

Я замираю у входа, разглядывая их. Одежда – не похожа ни на одну из тех, что я видела раньше в Белогорье. Черная кожа, украшенная серебряными заклепками, плотно облегает их мощные плечи. На груди – странный символ: три изогнутых линии, напоминающих следы от когтей.

Они пьют и едят с какой-то звериной жадностью. Один из них разрывает зубами мясо прямо с кости, другой залпом осушает огромную кружку. Их движения – резкие, хищные. Даже сидя за столом, они словно готовы в любой момент сорваться в атаку.

У каждого на поясе висит короткий меч с черной рукоятью. На запястьях – широкие браслеты с острыми шипами. Некоторые носят перчатки со стальными пластинами на костяшках.

Во главе стола – высокий мужчина с седой прядью в черных волосах. Его лицо пересекает длинный шрам, а в глазах застыл холод северной ночи.

Меня передергивает после очередной брошенной шутки одного из мужчин. Кажется, что от их хохота дребезжат стаканы на столе.

Один из головорезов хватает подавальщицу за локоть, когда та разносит выпивку, а его приятель шлепает бедняжку пониже спины с такой силой, что я невольно вздрагиваю от его хамства. Служанка чуть не теряет равновесие, но не произносит ни слова, упорно продолжая разливать питье. Замечаю лишь, как краска заливает ее лицо.

Мои мысли прерывает громкий, властный голос, легко перекрывающий гомон подвыпившей компании. Судя по всему, со мной заговорила владелица заведения.