Несколько минут, а возле наших саней уже тлеет огонь в переносной железной печи, которую придумал мой отец. Григорий использует железную трубу, позволяя горячему воздуху проникнуть в кибитку. Путешествуя и исследуя мерзлые земли Белогорья, это изобретение дало самый настоящий прорыв и позволило продвинуться вперед в экспедициях!

– Держи. – Я вытаскиваю из своего чемодана белую простынку и отдаю ее Малому. – Используй свой чудо нож, чтобы разрезать на куски. Раны нужно будет перевязать.

Ткань рвется с противным треском. Я использую талый снег, чтобы смочить тряпку и очищаю ею запекшуюся на виске женщины кровь. Затем делаю то же самое на бедре, которая, к моему спокойствия, кажется поверхностной. Женщина стонет, когда я прикасаюсь к ране, но кровь уже остановилась, мороз сделал свое дело.

– Нужно промыть рану отваром, – говорю я, доставая из внутреннего кармана маленький мешочек с травами. – Григорий, снег растаял?

– Почти, госпожа.

Достаю щепотку сухих листьев, бросаю в котелок. Запах мяты и зверобоя наполняет воздух. Мирко принюхивается, его плечи немного расслабляются.

– Ты знаешь эти травы? – спрашиваю я, помешивая отвар.

– Мама… она тоже лечит травами, – шепчет он. – Когда-то давно она была знахаркой в деревне.

– Прижми здесь. – приказываю мальчишке, сразу после того, как смазываю раны особой мазью, приготовленной Волхваром. Малой, поджав губы, усердно выполняет просьбу.

Мои пальцы двигаются быстро – годы обучения у верховного знахаря Белогорья не прошли даром. Накладываю повязку, туго затягиваю узлы. Женщина вздрагивает, но не приходит в сознание.

Малой не отходит от матери ни на шаг. Его глаза следят за каждым моим движением.

– Кто на вас напал? – спрашиваю я, протягивая мальчику леденец.

Малой молчит, сжимает губы. В его взгляде мелькает страх., как будто он вновь смотрит в глаза нападающему.

– Это были те же люди, что я видела сегодня с вами? Где тот, что управляет снегом?

– Нет, – качает головой мальчик и шмыгает носом. – Другие. Они были в форме черногорского войска…

– Что же вы такого натворили, что они за вами в такую глушь пришли? – Вырывается у меня, и я ловлю себя на мысли, что даже будь он магом, вряд ли бы охотники Черногорья отправились в такую даль.

– Мы… Я не могу сказать. Я поклялся что никому ничего не расскажу.

Конечно… Этот бессовестный разбойник взял клятву с наивного мальчишки! А затем, бросил его умирать с матерью! Что за человек! Мне нисколечко его не жаль, и даже если его казнят на главной площади Черновска, я не пророню ни слезинки.

Григорий хлопает дверцей, и залезает погреться в кибитку. Пока мы без лошадей, это единственное место где мы можем согреться.

– Как она? – спрашивает одноглазый воин.

– Пока дышит. Она вне опасности. Раны поверхностные. Думаю, скоро придет в себя.

– Я нашел след лошадей. Разбежались. Иду за ними, пока их зверь не сожрал.

Я киваю Григорию.

– Куда они пошли? – продолжаю расспрашивать я мальчика. – В какую сторону?

– На юг. – отвечает он. – К черным холмам.

– Малой, – обращаюсь к мальчику. – Как тебя на самом деле зовут?

– Мирко,– отвечает он тихо.

– Мирко, твоя мать будет жить. Я обещаю.

Я смотрю на лицо Мирко – осунувшееся, грязное, с темными кругами под глазами. Он двумя руками держит леденец и робко подносит его к губам, пробуя на вкус, затем, я замечаю улыбку. Ему понравилось. Сколько же им пришлось пережить? В его взгляде читается недоверие, но он больше не напрягается, когда я прикасаюсь к его матери.

Женщина на лавке стонет, её веки дрожат. Мирко подскакивает, хватает её за руку.

– Мама! Мамочка!

– Тише, – я кладу руку ему на плечо. – Дай ей прийти в себя.