К мастерской вел короткий коридор, вдоль которого стояли полки с изделиями из стекла. У каменной стены зияли жерла двух печей, на безопасном расстоянии от них выстроились в ряд стулья. Из одной печи вырывалось красное сияние, другая была темной и холодной. На металлическом столике в рабочем беспорядке лежали инструменты, а у стены в линию стояли металлические трубки для выдувания стекла.

– Прего[7], – Рафаэль жестом указал на стулья.

Мы с Исайей сели в первом ряду.

– Перед тем как начать, расскажу немного об истории… – Звякнула дверь, и Рафаэль осекся. – О, акчиденти[8]. Простите, забыл запереть входную дверь. Я обслужу посетителей и тут же вернусь. Извините.

Он быстро удалился, а мы с Исайей ждали. Я обмахивалась шляпой. С каждой минутой Исайя становился все беспокойней. Он пристально разглядывал огонь в печи, и тут я услышала его вдох. Хриплый, болезненный звук.

– Исайя?

Он повернулся и посмотрел на меня. Угольно-черные глаза налились болью, которой в них не было еще несколько секунд назад. Сердце мое на мгновенье замерло.

– Что такое, милый? – я склонилась над ним. – Исайя?

Он положил мне руки на плечи, пытаясь собраться с силами. Тот же красноватый отблеск, что и в первый день нашего знакомства, мелькнул в его глазах. Волосы на моем загривке встали дыбом. Отблеск мелькнул и исчез, как краткая вспышка, и рационально объяснить себе причину его появления мне не удалось.

У меня перехватило дыхание: я и представить подобного не могла. Я обхватила ладонями его щеки, а мой желудок сжался от страха. Мальчик пылал изнутри, дыхание его стало затрудненным. Я приложилась губами к его лбу: все понятно, жар. Эльда объясняла мне, что у Исайи бывают приступы лихорадки, но чтобы такие?! А если это уникальный, особенно серьезный приступ?

Не сводя глаз с ребенка, я вновь уловила странное свечение в его глазах. Положила руки по бокам его грудной клетки и чуть не отдернула: тощенькое тельце почти обжигало. Оно было еще раскаленнее лба.

Исайя снова сипло вздохнул. Задрал футболку и открыл худой бледный живот. Вокруг нас плясали странные тени – их порождала разожженная печь. Но я ясно увидела красное свечение внутри его живота, словно мальчик наелся тлеющих углей. Темные тени ребер выступали под кожей. Казалось, еще немного, и можно будет рассмотреть трепещущее сердце Исайи.

– Милый… – пролепетала я, не зная, что сказать. Положила руку на полку в поисках опоры. Все завертелось, и я зажмурилась, стараясь унять головокружение. Я надеялась, что мне все привиделось. Но когда открыла глаза, свечение никуда не исчезло.

Из соседней комнаты раздались голоса. Звякнула дверь.

Я постаралась вдохнуть поглубже.

– Надо отвезти тебя домой. Прямо сейчас.

Я опустила футболку на живот Исайи – свечение было заметно даже сквозь ткань! Что же это за болезнь такая? Отчего мальчик буквально разгорается изнутри и становится таким горячим, что непонятно, как ему удается выжить?

В мастерскую вошел Рафаэль.

– Извините за это… ох ты! – Он чуть не споткнулся о нас. Я поднялась и заслонила собой Исайю, чтобы спрятать свечение.

– Все в порядке? – улыбка Рафаэля исчезла, а брови встревоженно сдвинулись.

– Нет, извините. – Я взяла Исайю за руку, но держала чуть позади себя. Мальчик наклонил голову, словно испытывал стыд. Дыхание свистело у него в груди. – Исайе внезапно стало нехорошо. Надо отвезти его домой.

– Конечно-конечно. Мне так жаль. – Рафаэль поспешно отскочил в сторону. Потом проводил нас через магазин, все время спрашивая, не может ли как-то помочь.

Я выудила из сумки телефон и написала Джованни, что нуждаюсь в его услугах прямо сейчас. Тут же тренькнуло в ответ: заберет нас через десять минут. Я выдохнула и возблагодарила небеса, что Джованни оказался поблизости.