– До свидания, дедушка, – сказала я.

Оказавшись в своей комнате и сбросив с себя одежду, я повязала шелковый халат вокруг шеи и превратилась в самого обычного журавля. Главная отличительная черта этого вида – способность подняться куда выше, чем прочие перелетные пернатые. Завершив обращение, я прошествовала на кухню.

Даичи стоял у двери на задний двор, сжав пальцы на ее ручке. Увидев меня, он распахнул дверь, и манящий прохладный воздух наполнил крошечное помещение. Я направилась во двор, обогнув замершего у двери Даичи. Перед моими глазами сияло яркое послеполуденное небо, суля бесконечный простор и свободу.

Постояв с секунду на крыльце, я подпрыгнула, уловив порыв ветра, и устремила свой клюв высоко вверх. Не оглядываясь на стремительно уменьшающийся дом, я поднималась все выше и выше, направляясь прямо в эфир. Воздух стал холодным и влажным, когда я достигла облаков. Вокруг клубилась туманная мгла. Неутомимые широкие крылья несли меня вперед.

Настал момент, когда я оказалась над призрачными горами, но не стала рассматривать их вершины. Все выше и выше. Набирая высоту по спирали, я, расправив крылья, возносилась, пользуясь мощью восходящих потоков. Надо мной простиралось бесконечное безмолвное пространство, похожее отчасти на дремлющий океан, – великая пустыня тишины.

От раскатов далекого грома и вспышки яркого света у меня перехватило дыхание. Я будто пробудилась от странного сна. Глаза мои ровным счетом ничего не видели – отказали или я забралась так высоко, что тут не на что смотреть? И звуки пропали. Похоже, я добралась, я где-то рядом. Очень близко. Я не могла понять, где верх, где низ, где право, а где лево. Не ощущала ни холода, ни тепла. Исчезла боль в крыльях, и ветер, кажется, больше не касался их. Пропало ощущение шелкового халата, завязанного на моей шее. Я ничего не чувствовала. Ничего, кроме холодной пустоты глубоко внутри меня. Будто я проглотила кубик льда и он остался там, тая в моем горле.

Я отдалась во власть эфира и своей веры в то, что он перенесет меня туда, где мне нужно оказаться. Все, что у меня есть здесь, наверху, – это холодная пустота внутри и мои воспоминания.

Настал момент, когда я поняла, что мои родители относились к моей сестре Аими[5] и ко мне иначе, чем прочие матери и отцы – к своим детям. Когда те пытались что-то сказать взрослым, их одергивали – я обратила на это внимание во время наших с сестрой вылазок в деревню. У нас с Аими были свои обязанности, однако нам разрешали говорить и к нам прислушивались. Нам разрешалось менять свой облик, но только вдали от деревни и так, чтобы никто нас не заметил.

Аими превращалась в кицунэ[6], а я, наделенная крыльями акуна ханта, могла стать любой птицей, которой только захочу, и еще – охотиться на демонов, хотя, как это связано, мне было невдомек. Мы с сестрой часами играли в нашем лесу, проводя свое детство счастливо и беззаботно, на зависть любому ребенку. Когда мы подросли, родители стали больше рассказывать нам о том, что происходит в деревне, и том, как идут дела у отца, независимо от того, плохими или хорошими были новости. Я стала замечать одну интересную особенность. Если возникала какая-то проблема, родители сообщали о ней мне и Аими за семейным ужином. Сестра всегда внимательно слушала и при этом почти ничего не говорила. Однако вскоре удача легким ветерком посещала наш дом, и все опять становилось хорошо.

Никто в нашей деревне не знал, кто мы такие на самом деле, и поэтому к нам относились по-свойски, без страха, неприязни и… уважения! Меньше всего это касалось Тоши