Эту же тему мы находим в писаниях святых отцов (кстати, довольно редко, потому что святые отцы почти никогда не писали о своем личном мистическом опыте). Преподобный Симеон Новый Богослов, великий тайновидец Православной Церкви, живший в XI веке, использует именно эти образы при описании того, как он видел духовным зрением Самого Господа, а Господь, выражаясь бледным земным символическим языком, уходил, он же гнался за Ним. Поэтому глагол бежать, который, на первый взгляд, не имеет отношения к слову Бог, тоже выражает одну из сторон опыта таинственного общения между человеком и Богом.

Но в наибольшей степени нашему образу благочестия, нашему образу богопоклонения соответствует индоевропейский глагол c корнем gо-, означающий поклоняться, падать ниц. От него, в частности, происходят немецкое Gott и английское God – Бог. Это бьет в самый корень, потому что образ богопочитания, который в наибольшей степени соответствует нашему пониманию того, как приблизиться к недоступному Богу, можно выразить словами Манассии, царя иудейского: Преклоняю колени сердца (2 Пар. 36: 24). Внешне мы выражаем свое богопочитание через поклоны, и этот внешний образ соответствует тому внутреннему настрою, состоянию ума и сердца, которое лучше, чем словом преклониться, не выразишь. Различные рассуждения, касающиеся Бога, и даже то, что по-русски можно назвать богомыслием, – все это в православном благочестии стоит на втором плане по сравнению с молитвой, корнем которой является благоговейное предстояние, благоговейное преклонение в страхе Божием.

И совершенно другие стороны богопознания раскрывает нам Священное Писание Ветхого Завета. Обращаясь к этой теме, мы одновременно обращаемся к теме имени Божия. Книга Исход рассказывает нам о том, как будущий вождь еврейского народа, Моисей, под руководством которого евреи вышли из египетского плена, был призван на свое служение. Он пас овец у своего тестя и увидел в пустыне чудо – куст, который горел и не сгорал (по-славянски это называется неопалимая купина). И Господь воззвал к нему из этого куста и призвал его обратиться к своим соплеменникам. И когда Моисей вопросил Господа, как ему объяснить народу, Кто с ним говорил, то Сам Господь произнес Свое имя. В еврейском подлиннике это то, что называется тетраграмматон – четыре согласные буквы: י (йод) ה (хе) ו (вав) ה (хе): יהוה . Однако подлинного произношения этого имени никто не знает, поскольку гласных букв в древнееврейском языке не было, и только в Средние века в рукописях появляются так называемые огласовки.

Для нас важно то, что в представлениях и древних евреев и всех ближневосточных народов, хотя и в разной степени, имя Божие несло в себе свойства Самого Именуемого (этим они отличались от греков и римлян).

В нашем теперешнем представлении, как научном, так, в общем-то, и житейском, имя кого бы то ни было и сам именуемый прямого отношения друг к другу не имеют. Есть даже такая шутливая пословица: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь». Имена и именуемые не связаны между собой; это позиция и лингвистики, и науки, и вообще современного образа мышления. А в ближневосточном мышлении имя выражало саму сущность. Имя Божие выражало не те или иные свойства, такие как: одаряющий, бежать, зажигать, а саму непостижимую сущность Божества, и потому это имя мог призывать один раз в год только первосвященник во Святая Святых.