Наверное, следует обидеться, но не выходит.

– Это все сон? То-то я…

– Это реальность! Первая и самая плохая, к счастью, тебя миновала. Этот вариант не состоялся. Ты видел его как бы во сне, в поезде струнной дороги. Сейчас ты пережил свое возвращение в Россию, каким оно могло быть. Эта реальность самая лучшая, но она тоже утеряна, хотя кое с кем из нее ты встретишься. Теперь у тебя осталась только одна – обычный средний путь! А здесь… Это твой вечный дом, и можешь остаться в нем навсегда.

– А как же Джанет?

– В этом все дело. Именно поэтому и был создан ваш мир.

– Не понимаю, – устало говорит Варламов. – И зачем я тебе? Ты можешь тасовать реальности как карты, а почему-то возишься со мной… Хотя понятно, тебе приказали выпытать секрет «чёрного света». Похоже, я знал его когда-то.

– Ты бываешь догадлив. Но мне никто не приказывает! – От ярости в голосе Рогны у Варламова ноют зубы. – Просто у меня свой народ, и я должна заботиться о нем.

– Я не должен был оказаться в этом ущелье, – вспоминает Варламов. – Никогда больше. Все-таки, ты нашла дорогу сюда.

– Секрет здесь, – кивает Рогна. – Но я не могу его раскрыть. Тут пусто, только скалы, ели и снег. Дорога закрыта даже для меня. Нужен…

Она медлит.

– Ты не так прост, как кажешься. Ты видел Владычицу. Я смотрела, как Она выпила вино с каплей твоей крови, и неважно, в какой это было реальности. Она выбирает место и время, и сделанного уже ничто не отменит. И Рената правильно увидела твою судьбу… «Любовь… – передразнила она голосок Ренаты. – Старое слово, холодное слово, печальное слово». Но помни! – на этот раз у Варламова заныли кости. – Люди ошибаются, когда думают, что любовь это хрупкий цветок. Любовь – страшная сила, именно ею Всевышний творит миры. Ты отмечен Хозяйкой Сада, ты можешь открыть запретную дверь. Даже когда все будет рушится, ты можешь коснуться источника всеначальной энергии, и мир послушно замрет над пропастью. Тебе надо лишь захотеть – всем сердцем и всею силою своей души…

Наваливается безмерная тяжесть и холод. Сердце едва трепыхается в груди. Перед глазами опускается темная завеса, комната с канделябром исчезает. Потом волосы мягко касаются лица Варламова, прохладные пальцы трогают лоб, и слышится тихий речитатив:

«Через душу мою молчаливо

Изливается неба поток,

Сохнут разума скорбные нивы,

И найти я дороги не смог,

Чтобы стать, как ребенок, счастливым»1

Волны укачивают его, унося в сумрак…

Рабочий кабинет президента, точная копия оставшегося в Кремле. В кресле за столом сам президент: морщинистое лицо, холодные блеклые глаза. Перед столом на стульях сидят двое. С одного, повинуясь жесту президента, встает и направляется к выходу майор Седов, на другом черным вороном нахохлилась Рогна. Президент ждет, пока закроется дверь.

– Итак, нам необходимо в Москву? – скрипуче спрашивает он.

– На набережную у храма Христа Спасителя, – голос Рогны звучит как посвист метели. – Вместо него со временем будет храм Трехликого, но Трое уже являются туда. Один… одна из них поможет нам, для нее нет завес.

– Я знаю, о ком ты. Но она капризна, если откажется?

– Тогда можете попросить вы, господин Президент, у главного из троих. Но это нужно сделать лично… изъявив почтение.

Молчание.

– Служба охраны организует поездку. Вас известят.

Сюда поздно приходила весна, из-за накопленной энтропии снег не таял до середины лета. Среди снежных гор человек жил совсем один. Много раз пытался уйти на лыжах, но невидимая ограда никуда не делась: он и не замечал, как менял направление, а скорее всего этого не делал, но в сумерках снова видел за деревьями постройки института. Может, это и к лучшему: наверное на сотни километров вокруг не осталось живой души.