– Ну конечно, есть! Причем они и не пытаются скрыть своего существования. О них даже «Комсомольская правда» время от времени пописывает. Больше того, Великая масонская ложа имеет штаб-квартиры по всему миру – большие здания, над которыми красуются надписи, выложенные огромными буквами «Великая Ложа Нью-Йорка», например, или Эдинбурга. У российских масонов отдельного здания штаб-квартиры пока не имеется, но если бы было, они бы наверняка гордо установили на нем аналогичную вывеску.

Только масонской ложи майору для полного счастья и не хватало! Масонская ложа и сливки общества в клиентском списке психиатра – совпадение весьма паршивое. Не замятинского масштаба дело вырисовывается…

– И почему вы исключаете возможную причастность масонов к этому убийству? – с надеждой спросил он.

– Убийства совсем не в их стиле. Нет-нет. Для понимания могу рассказать вам о таком любопытном факте. При посвящении масона в тринадцатый градус (в России, кстати, масоны выше третьего градуса почти не поднимаются) проводится такой ритуал-испытание. Масону завязывают глаза и кладут его руку на выбритый живот барашка, чтобы посвящаемый ощущал теплую живую плоть, и при этом начинают уверять его, что перед ним неверный, который достоин смерти…

– Мирослав Дмитриевич, – прервал майор, – вы мне просто скажите, это не масоны?

– Нет, – снова рассмеялся Погодин.

– Это хорошо! Сколько, вы сказали, карт в этой колоде?

– В Старшем аркане двадцать две фигуры. Какой именно ритуал пытаются воспроизвести, прибегая к символизму Таро, пока точно сказать не могу. Пока не могу, – подчеркнул Погодин и двинулся к выходу.

Двадцать две фигуры! Чуешь, чем пахнет, майор?

На следующее утро Замятин явился на работу помятый и мучимый мигренью. Признаваться коллегам в том, что у него ужасное похмелье, майор не стал. Большую часть ночи он провел в компании старого университетского друга и в интересах следствия нажрался с ним, как свинья.

Друг его, Сергей Ливанов, работал не где-нибудь, а в Федеральной службе безопасности, в аналитическом отделе, и занимался составлением психологических портретов разного рода личностей, немалую часть из которых составляли российские олигархи. В случае чего слабые места в психике сильных мира сего можно было использовать как рычаги давления. Их нужно было знать, так, на всякий случай.

О нюансах своей работы Ливанов по понятным причинам предпочитал не распространяться, но Замятин как близкий друг все-таки имел о ней некоторое представление.

Ливанов приехал по просьбе майора в его холостяцкую квартиру в Южном Бутове в десятом часу вечера. С собой он прихватил бутылку водки ноль семь и несколько салатов, упакованных в пластиковые контейнеры, на которых маячили магазинные стикеры со штрихкодами. Замятин к его приезду припас почти такой же незамысловатый набор, купив в столовой на работе четыре порции пюре и шесть котлет, а в магазине – водку, банку солений и хлеба. Сереге не привыкать к его нехитрому угощению.

– Ну, здорово! – Сделав шаг за порог, Ливанов с размаху ухватил ладонь Замятина и крепко двинул его плечом в корпус.

Они оба радовались встрече. Во времена учебы в Московском университете МВД Замятин и Ливанов были, что называется, неразлейвода.

– Ну ты, полегче, – в шутку отозвался Замятин, ухватил друга за загривок, боднув крепким лбом, и со смехом добавил: – Хорош, пошли на кухню.

Кухня служила майору не то чтобы кухней, а так, помещением: газовая плита была закрыта белой металлической крышкой, на нее он складывал все, что под руку попадалось. Холодильник исправно тарахтел, а что толку – ничего пригодного в пищу в нем не было: пара упаковок просроченных соков и что-то отдаленно напоминающее кусок сыра. Кухонный гарнитур из ДСП, облицованный белым глянцевым покрытием с паутиной бежевых разводов, тоже особой функциональной ценности для Замятина не представлял. Единственное, что здесь время от времени использовалось по назначению, – микроволновка, раковина и стол с табуретками. За этот самый стол они и сели. Замятин наполнил стопки, выпили за встречу.