Женщины, они многое пытаются разъяснить, они порой объясняются с сыновьями, мужьями о том, к чему не имеют право подпускать противоположный пол. Женщина, в силу высоты своего положения – продолжателя рода, положения, определяющего направление движения общества, не имеет права объясняться по поводу своих поступков. Поступков, частью основанных на интуиции. Женщина, пытается оправдаться там где имеет право только обвинять, обвинять за большие мозги которые не хотят думать там, где в первую очередь и должны бы искать выход без кулаков. Обязаны думать, если цель этих мозгов, благополучие хозяина?

Мужчины, узнав – «Земфира не верна» сразу забывают, что они каждодневно подталкивали свою, некогда любимую женщину, к тяжести принятия решения – найти того, кто будет ценить и понимать её. Любимая женщина! Женщина, тысячекратно острее чувствующая отношение к себе, способна ли она к измене без внутреннего согласия своего мужчины?

Енокентий с Чистиным находились вдвоём в номере: один, потерявший силу кулаков, другой, в создавшемся положении только смотрел на принесённый лопух, на металлические накладки на носках ботинок. Они не могли придти к единству, но в сложившемся, слышали друг друга и признали, что не могут быть врагами: у них близкое понимание событий представленных новостными программами, они едины в понимании кино, и только, мелькнувшая в рекламе «Мона Лиза», их чуть разобщила. По мнению Чистина, художник написал автопортрет в виде женщины, а Енокентий оспаривал, что изображена именно Мона, или любая другая женщина, которая влечёт робеющего мальчика, поощряя улыбкой. Она, доброта и мудрость, говорит с полотна «Мальчик, тебе не обойти женщину. Она дорастит тебя до Мужчины, а позднее, когда узнаешь её руки, и пойдёшь далее у тебя будет весь задний план: дороги и скалы, мосты и реки». Картина не разобщила их, она открыла нечто потаённое в восприятии мира.

Двое, совершенно не сопоставимые в физическом отношении, в жизненном опыте, находясь под замком были вынуждены воспользоваться разумом. После ухода Чистина, Енокентий выбросил принесённый лопух, и лёг не раздеваясь. Волнения дня унесли сон «Зачем всё это, за что всё это? «На вилы его» – думал он. Затем мысли развернулись ко времени не знающего ночных размышлений, не знающего длинных разговоров с оппонентами. В те времена, он принимал решения в один миг.

********

После изгнания Кешки с должности в первом колхозе, на следующее утро, Мать проводила его на «Ракету». Отчалив, судно развернулось и набирая скорость, двинулось вверх по реке. Деревня уменьшалась, детали растворялись в расстоянии, Мать оставалась неизменной. Она стояла на берегу с хворостиной, которой прогнала корову на пастбище. Корову вечером ждали свежая трава и хлеб – так приучали её к дому, Кешке же, возвращаться было некуда. В кармане лежал остаток от расчёта, в голове привет Дяде, который жил в двухстах километрах.

Дядя встретил в своей обычной приветливости, посоветовал идти в Сельхозуправление, говоря «Мать пока тебя учила, одной обновы не справила! Попробуй ещё раз. Вдруг возьмут? Хотя двести км. не расстояние для твоих «подвигов».

В управлении предложили места в двух посёлках на окраине района «Завтра, к ним едет наш завотделом, с ним можешь добраться» – предложил кадровик. В первом поселке располагалось училище, Енокентия попросили написать автобиографию в страничку. Директор до конца не дочитал «Мы принимаем преподавателей, мастеров. Они должны знать орфографию. Вы, нам не подойдёте».

Вторая деревня начиналась с зернотока. На территории тока, у разобранной сушилки, несколько человек наблюдали за ремонтом. Завотделом присоединился к группе. Кешка, посидев в одиночестве пошёл следом: ремонтировали систему нагрева воздуха, на подобной модели во время учёбы он проходил практику. Подойдя и поняв причину, в минуту, извлёк деталь которая являлась причиной неисправности, с которой не могли справиться с начала смены. Затем, понаблюдав в безразличии за работающими, сел в машину. Вернувшийся завотделом отправив Кешку в контору, к председателю. Им оказался один из наблюдавших за ремонтом сушилки. Встретил словами «Я не могу один без правления принять тебя на работу. Утром с 6 до 7часов у нас планёрка, не опаздывай. Переночуешь в доме, где у нас останавливаются. Там у нас, как-бы гостиница с хозяйкой – И совсем без формы, в полуулыбке как-бы нехотя, исполняя обязанность закончил – Я осведомился о тебе. Смотри у меня. Подзатыльник быстро схлопочешь – Кешке терять было нечего. Его проводили с хворостиной. Он качнулся навстречу и переводя взгляд с переносицы на седину волос и обратно в глаза, чётким голосом произнёс – Меня отец не трогал». Много, много спустя, он не забыл его полуулыбку, стеснённость и необходимость сказать. Енокентий не исправил свою резкость, он не нашёл последнее пристанище своего Председателя.