Когда Рисса появилась в клане, перевернулись мои понятия о желанном и прекрасном. Сказал бы кто раньше, что Лиенна будет свободна, да я бы все сталагмиты в пещере посносил, выплясывая на радостях. А теперь – как бабушка отшептала. Свободна она – ну и пусть.

Раньше Лиенна была для меня идеалом омеги, как и для всей группы. Каждый молчком тащился от её наглости: и я, и Карвел, и Гай, про Тара говорить нечего. Одно из первых моих эротических переживаний – зрелище: Лиенна передёргивает затвор. Взлохмаченная, злая и кроющая матом коммунов. Я дрочил в своём боксе на эту картину, но чтобы признаться кому – скорее бы бетой стал.

Поэтому я завидовал Тару по-чёрному. Никогда не понимал, почему из всех альф Лиенна выбрала именно нашего обожжённого тихоню, к тому же долбанутого на голову слегка, а местами и не слегка. Кхарнэ чудеса.

Только сейчас я понял всю глубину задницы, в которой всё это время находился Тар. Как сказала Керис, неудачный вариант: привлечённый альфа и равнодушная омега, и некуда им деться друг от друга. Лиенне просто интересно было иметь постоянного альфу: ни у кого нет, а у неё есть.

В такой же заднице оказался и я. То, что Рисса со мной – случайность, и не факт, что это навсегда. А чтобы перестать нуждаться в Риссе, мне пришлось бы несколько лет не видеться с ней. В наших условиях такое нереально, нет возможности просто уехать в другой город. Я был обречён всю жизнь тянуться к ней и вечно бояться её потерять. Метка – единственный способ избежать напрягов.

Напряги эти я наблюдал с самого детства на живом примере. Тар, тот вообще и жил-то из-за Лиенны. Или благодаря ей.

Я помнил, как Халлар принёс в пещеру девятилетнего Тара, замотанного в свою куртку, и спрятал от нас в лазарете. Мы только и видели окровавленные тощие ноги и красную ладошку из-под куртки, скрюченную.

Родители Тара были из арданцев-наёмников. До войны у них в кланах даже омеги с оружием обращались так же ловко, как наши – со сковородками. Несколько лет они скрывались с Таром по лесам, но коммуны выследили их. Разрубили на части, а ребёнка облили сзади бензином и подожгли на спор: добежит до реки или не добежит. Видать, сильно насолила коммунам их семейка. В реке старейшина Тара и выловил.

Нам, мелким, не разрешали лезть в лазарет. Да мы и сами побаивались альфёнка с живым мясом вместо спины и обгорелыми кустиками волос на алой голове. Лежит на животе, бинты в кровавых пятнах, молчит и так смотрит – жуть пробирает. Лекарка Аби как только не пыталась разговорить Тара или поесть заставить – без толку. Не хотел он жить.

А потом лекарка отвернулась на минутку, и в лазарет пробралась вездесущая Лиенна. Разболтала Тару, что её собственных родителей повесила во дворе виллы их же прислуга. Дёргались тела, стра-а-ашно, и языки синие-синие. Саму Лиенну Халлар с виселицы снял, чудом живую. Малая она была и слишком лёгкая, чтобы на верёвке задохнуться.

Рассказала, как Халлар и Керис нашли окровавленного Райдона, который подрался за еду с такими же мелкими бродягами. Теперь вместо глаза у Райдона чёрная повязка, и ничего, живой. А Карвелу коммуны рёбра сапогами переломали – аж кости наружу, во-о-от такущие, и бросили помирать.

Мол, мы все тут побитые, так что хватит валяться, вырастай скорей, а то ей потом альфу себе выбирать не из кого.

Болтовня чумазой омежки Тара и спасла. Сам Халлар офигел. Через три месяца Тар уже учился вместе с нами угонять фермерский скот, только шапку носил всё время, шрамов стеснялся. Его вернула к жизни смутная надежда, что Лиенна когда-нибудь выберет его. Свою истинную омегу, оказывается, с детства узнать можно.