. Однако забота о народном благе вручалась революционному авангарду – коммунистической партии, представители которой, совмещая партийные и государственные посты, применяли авторитарные методы господства. Классовый подход к конституции служил обоснованием для применения насилия к социальным слоям, не разделявшим цели революционного перехода к социалистическому обществу.

Логика революционного авторитаризма, как справедливо отмечают А.А. Галкин и Ю.А. Красин, имела глубокое внутреннее противоречие[231]. Дело в том, что народ состоит из индивидов и социальных групп, имеющих разные интересы, чаяния, убеждения. Конституция может интегрировать и позволить сосуществовать всем этим социальным слоям только при относительно свободном регулировании правового и политического пространства. В ином случае авторитарная власть революционеров, претендуя на роль выразителя воли народа и общего блага, неизбежно эволюционирует в доктрину господства политического меньшинства, навязывающего всем гражданам свою волю.

Концепция диктатуры пролетариата, первоначально тезисно изложенная К. Марксом, впоследствии в реалиях Советской России стала политическим обоснованием революционного авторитаризма большевиков. В «Критике Готской программы» К. Маркс писал, что «между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе». По его мнению, «этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может не быть не чем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата»[232]. Длительное время эти положения носили гипотетический характер. Конституционное закрепление диктатуры пролетариата стало возможным после прихода к власти большевиков в условиях революционной обстановки, сложившейся в России. На начальном этапе развития советская конституция выполняла не функцию ограничения государственной власти, в отличие от либеральных конституций конца XVIII века, а функцию обоснования политической власти, не ограниченной законом и правом, а опирающейся на революционную законность и революционную целесообразность.

Политическое значение диктатуры пролетариата сохранилось и в последующих советских конституциях, принятых после образования Союза ССР. Положения о диктатуре пролетариата существовали в Конституциях СССР 1924 и 1936 годов, а также в конституциях союзных республик, в частности в Конституциях РСФСР 1925 и 1937 годов. В процессе политической эволюции социальная основа диктатуры пролетариата постепенно расширялась. Во-первых, были ликвидированы социальные слои, возникающие вследствие свободы экономической деятельности, которая была запрещена в Советском государстве. Во-вторых, через систему местных Советов простые слои населения были привлечены к участию в управлении государством под политическим контролем правящей партии большевиков. В-третьих, социальная политика Советского государства способствовала росту благосостояния советских граждан, хотя компартия оставалась главным интерпретатором того, что считалось «общим благом». Можно согласиться с тем, что диктатура пролетариата «была призвана просветить массы, втягивая их в практическую работу строительства нового общества, а затем уступить место народовластию»[233]. Стратегическая цель превращения диктатуры пролетариата в режим народовластия повлияла на выработку концепции самоуправления трудящихся, которая предполагала повсеместную и широкую замену форм государственного управления формами общественного самоуправления.

После смерти И. Сталина и осуждения культа личности в период правления Н.С. Хрущева стала формироваться доктрина общенародного государства, которая нашла воплощение в нормах Конституции СССР 1977 года и соответствующих конституций союзных республик (например, Конституции РСФСР 1978 года). Данная доктрина включала в себя несколько элементов, отражавших как преемственность с прежней доктриной диктатуры пролетариата, так и новизну понимания социальной деятельности государства и задач политического развития.