. Но он всё же допускал, что «при проведении продолжительной и беспрепятственной пропаганды, в мусульманских странах с немусульманским правительством можно было бы вызвать противоречия между населением и властями», что могло отразиться также и в отношении к властям мусульманского населения Голландской Индии[130].

В том же номере журнала, где была опубликована статья Снук-Хургронье, вышел и ответ Беккера, завершающий этот диспут, где автор констатировал разногласия политических позиций двух сторон. Беккер заявил, что его голландский коллега имеет нечистые мотивы, действует в защиту колониальных интересов собственной страны и назвал его «научным руководителем» голландской исламской политики[131].

Как отметил немецкий историк В. Шванитц, оба учёных фактически отражали европейскую двойную игру по отношению к мусульманам: немецкий востоковед Беккер, поставивший свои знания на службу политике, пытался оправдать невиданную провокацию кажущимися «исламскими» аргументами; голландский учёный Снук-Хургронье тоже выступал с позиции колониального политика, защищая военную и колониальную стратегию своего государства[132]. Учёные занимались, таким образом, «прикладным востоковедением», жертвуя своей научной самостоятельностью. Таким образом, спор вокруг «джихада» вместо научного обсуждения превратился в политический диспут.

Думается, что совершенно прав современный немецкий историк Петер Хайне, когда отмечает, что в споре голландского и немецких исламоведов очень чётко проявилось, насколько различно может быть в востоковедении отношение к мусульманскому миру. По его мнению, позиция К. Снук-Хургронье – это позиция «патерналистского воспитателя, который обходится со своим протеже строго, но справедливо», представления же К.-Х. Беккера о сотрудничестве европейских стран с мусульманскими сводятся к тому, что обе стороны стараются извлечь из этих отношений лишь экономическую пользу.

Столь гневную реакцию Беккера на фразу «Священная война, сделанная в Германии», П. Хайне объяснил тем, что голландский учёный представил общественности действительно «слабое место» немецкой исламской политики[133]. Речь идёт о том, что объявление «джихада» было принято далеко не всеми слоями немецкой общественности. Особенно опасались миссионерские круги: могли возникнуть проблемы с мусульманским населением в немецких колониях[134]. Недовольство проявлялось и среди представителей германской внешней торговли, предвидевших материальный ущерб, который может быть нанесён в результате этой политической игры[135]. Потому было очень важно объяснить немецкой общественности, какие же цели ставит Германия, поддерживая «джихад», объявленный султаном. При этом наряду с более или менее серьёзными научными и агитационными публикациями имели место и совершенно курьёзные случаи, которые как раз восходили к имевшимся в обществе опасениям. П. Хайне описывает настоящую авантюру некоего доктора Макса Ролоффа, который получил от Службы информации по Востоку 200 000 марок на то, чтобы совершить паломничество в Мекку и при этом всячески объяснять и пропагандировать немецкое «положительное» отношение к исламу. Однако в Мекку он не поехал, а, получив деньги, отправился в свою деревню в Рудных горах и именно там сочинял свои очень красочные и яркие сообщения о якобы состоявшемся путешествии[136].

Публикации голландского учёного привели не только к «взволнованной» реакции его немецких коллег, но также к тому, что немецкие официальные учреждения в какой-то степени занялись конкретной контрпропагандой. Одним из примеров этого явился перевод на немецкий язык уже упоминавшейся выше брошюры «Правда о духовной войне» шейха Салиха Шарифа ат-Туниси, известного исламского теолога и правоведа