– Давай быстренько добежим до поляны? – предложила она. – Догоняй!

Она отпустила его руку и побежала к берёзам, не дожидаясь ответа. Павел растерялся и несколько секунд стоял неподвижно, а потом спорить было уже поздно. Он стал догонять Лиз. Та добежала до ближайшей берёзы и прижалась к ней щекой. Павел остановился рядом. Тьма ощутимо сгущалась, раскаты грома звучали всё ближе.

– Люблю берёзы, – она положила ладонь на бледный ствол. – Какой он гладкий, Пол, словно кожа. Вот потрогай мою щеку, а потом кору. Правда, не отличишь, если бы не тепло?

Он поднял руку. Лиз повернулась, и ему показалось, что русалка утягивает его под воду. Он ещё пытался призвать на помощь голос разума, и даже представил себе, какими глазами посмотрит на него её отец, когда обо всём узнает. Но это не подействовало, голос разума перебила мысль, что старый дурень сам виноват. Потом вообще никаких мыслей не осталось. Зато зазвучала песня, та самая песня русалок, которую он слышал или думал, что слышал, много лет назад. Может это была и не песня, а только воспоминание о песне, но он сразу узнал её. С трудом вырвавшись из объятий Лиз, он как безумный ринулся назад в рощу.

Лиз стояла ошеломлённая и ничего не понимала. Как он мог уйти от неё? Она почти уже достигла своего, а теперь получается, что она ничего не достигла, и даже наоборот, всё потеряла. Теперь он будет презирать её за безнравственность, да наверно уже презирает, раз ушёл, даже не воспользовавшись её постыдной слабостью. Она опустилась на землю и горько заплакала. Сначала у неё ещё была надежда, что он вернётся, услышав её плач, да и нехорошо с его стороны оставлять её одну в лесу. Но в глубине души она чувствовала, что он не вернётся. С трудом сдерживая слёзы, она побежала через парк к карете. Добежав до пруда, Лиз застыла на месте. Ива, шиповник, лютики, незабудки замерли безмолвными свидетелями её горя, а ведь совсем недавно Пол и она стояли около этого пруда, охваченные неземным восторгом. Это место притягивало её и отталкивало одновременно, напоминая о том, что могло случиться и не случилось. Если бы она могла прямо сейчас утопиться в пруду, как безумная невеста датского принца, тоже слишком много думавшего о своей чести, это избавило бы её от непереносимых душевных мук. Но пока остаётся хоть малейшая надежда, что Пол к ней вернётся, хоть самая ничтожная возможность, что она не до конца его потеряла, она не сдастся. Она сделала шаг назад, отступая от пруда, и зеркальная гладь вдруг пошла волнами, как будто огромное существо пыталось вырваться из его глубины на поверхность. Лиз вздрогнула, но потом поняла, что это непослушные слёзы снова застлали глаза и исказили мир вокруг неё.

Дома она разрыдалась прямо на пороге гостиной, даже не успев дойти до своей комнаты. Папенька, читавший London Times в кресле у камина, вскочил с несвойственной его возрасту поспешностью.

– Что случилось, Элизабет? – спросил он озабоченно.

– Это всё вы! – злобно и неожиданно для себя самой закричала Лиз. – Я всегда была вам послушной дочерью, я ничего не делала без вашей воли, а вы разбили мою жизнь!

Не в силах больше сказать ни слова, она бросилась в свою спальню и упала на кровать, неудержимо всхлипывая.

***

Порт в Чатэме, графство Кент, был создан ещё при королеве Елизавете, когда Англия в одиночку противостояла окружавшему её враждебному католическому миру, и для безопасности уже не хватало старых портов в Портсмуте, Дептфорде и Вулвиче. С тех пор владычица морей сильно укрепила свои позиции и обзавелась мощными союзниками в Европе и богатыми колониями в других частях света. За двести лет порт разросся до целого города, и теперь играл ключевую роль в войне с Францией. Порт расположился на том же берегу реки Мидуэй, что и Рочестерский замок, но дорога между ними был довольно извилистой, так как огибала излучину реки, русло которой в этом месте своими изгибами напоминало английскую букву N. На верфях Чатэма работали столь искусные и трудолюбивые корабелы, что за три дня могли построить 106-пушечный трёхдечный корабль 1-го ранга. Настолько слаженной была их организация, что дюжину сотен рабочих можно было одновременно задействовать на одном и том же корабле, так что каждый знал своё место и не мешал другим.