– Я никакая не леди, зовите меня просто Эверина. А как мне обращаться к вам, чтобы было многоуважаемо, но без титулов? – поинтересовалась Эверина. – Я противница всяких титулов.

«Какой же у неё забавный французский!» – умилился Воронцов.

– Вы можете называть меня по имени и отчеству, это такое традиционное русское обращение, – сказал он, – Я Семён, а моего отца звали Роман, получается Семён Романович.

– Нет, это совершенно неприлично, – ответила Эверина, покраснев.

«Как можно жить в Англии с таким именем, над ним же все будут смеяться», – подумала она, а вслух попыталась найти компромисс.

– Может быть у вашего имени есть французская версия?

«Что не так с английским языком? – с возмущением подумал Воронцов. – Даже такое простое и красивое имя у англичан вызывает странную реакцию. Не буду учить английский!»

– По-французски будет Симон, – вежливо ответил он, изо всех сил стараясь сохранять благожелательное выражение лица. В конце концов бедная девочка не виновата в том, что её родной язык так ужасен.

– Симон – это прекрасно! – воскликнула Эверина, первый раз за время беседы улыбнувшись. – Прямо как Симон Родригес.

– Простите, не имею чести знать Симона Родригеса, – улыбнулся в ответ Воронцов. – Вы не просветите меня?

– Как? Вы не знаете Симона Родригеса? – удивилась Эверина, вновь демонстрируя полное отстутствие чувства такта. – Это знаменитый венесуэльский учитель. Очень скоро он воспитает ученика, который положит конец испанскому владычеству и освободит народы Южной Америки.

Последнюю фразу она произнесла так, как будто читала наизусть из какой-то революционной книги или листовки. «Хорошо хоть к отчеству моему не придралась, – порадовался про себя Семён Романович. – Наверняка ей Римская империя тоже не по вкусу. Хотя у них была и республика. Интересно, одобряет ли она Брута?»

– Зачем народам Латинской Америки избавляться от власти Испании? – спросил Воронцов, решив, что Брут подождёт. – Ведь пока испанцы не завоевали их, у них даже школ не было. Не говоря уже о хороших учителях вроде Симона Родригеса.

– Как зачем? – искренне удивилась Эверина. – Нельзя терпеть империалистические амбиции… или правильно эмпирические, а не империалистические? Беда у меня с французским!

– Наверно, вы имели в виду имперские амбиции, – пришёл на выручку Воронцов.

– Да-да, именно их, – согласилась Эверина, – Представьте себе, что англичане не стали бы сопротивляться Непобедимой армаде. Англия стала бы испанской колонией, и повсюду пылали бы костры инквизиции.

– Как можно сравнивать англичан, которые приняли христианство уже во времена Римской империи, и индейцев, ещё недавно совершавших человеческие жертвоприношения? – в свою очередь удивился Воронцов.

– Вы одобряете христианство? Неужели вы верите в бога? – иронически спросила Эверина.

– Да, я верю в Бога, – ответил Воронцов.

«Да он издевается надо мной! – раздражённо подумала Эверина. – Разве может умный и просвещённый человек в наши дни верить в библейские сказки!»

– Симон-Роман, я не понимаю, как вы можете верить, что бог сотворил мир в шесть дней! – возмутилась Эверина. – Это противоречит всем выводам современной науки.

«Какая она симпатичная, когда сердится», – подумал Воронцов и улыбнулся.

– Разве Бог сотворил мир в шесть дней? – спросил он. – Насколько я помню Книгу Бытия, она начинается словами: «В начале сотвори Бог небо и землю. Земля же бе невидима и неустроена, и тма верху бездны, и Дух Божий ношашеся верху воды». Это было ещё до шести дней, Эверина, хотя слова «было до» здесь не совсем уместны. Некоторые богословы считают, что это произошло одновременно с сотворением времени.