Модернизаторы признают закономерность отставания своего общества от ушедших вперед конкурентов и в качестве главного рецепта предлагают различные варианты перенимания чужого опыта. На этом единство между модернизаторами заканчивается и начинаются расхождения вплоть до абсолютно непримиримых. И впрямь: что может быть общего между такими модернизаторскими течениями, как буржуазные либералы и коммунисты? Проблема усугубляется тем, что все предлагаемые модернизаторами варианты вполне реализуемы по той простой причине, что они опираются на уже имеющиеся образцы. Особняком стояли коммунисты со своей мечтой об идеальном обществе равенства, к которому многие стремились (христиане, мусульмане, утописты светских учений). Однако у власти удерживаются не идеалисты, а прагматики, и прагматизм большевиков заключался в том, что основу общества будущего они видели в таких рациональных вещах, как индустриализация, развитие науки, образования, культуры. И все же, несмотря на модернизаторство, идеология коммунизма – тот случай, когда крайности смыкаются. В своей утопической части коммунисты близко подходят к другой магистральной линии – к «самобытникам».

Самобытники пытаются снять проблему вызова утверждением, что их местная культура уникальна и, несмотря на поражение, значительно выше и ценнее, чем у соперников. Эта «особость» определяется куда более высокой духовностью, чем у противников, что связано с особым качеством национальной (исламской, буддийской, православной, синтоисткой, конфуцианской, тотемной) религиозности. А сам народ и его государство являются носителями особых нравственных, культурных качеств, ставящих их выше врагов-соперников. Вот характерный образчик таких идеологических конструкций, выбранный мной как типичный из коллективного сборника преподавателей Московского университета, рекомендованного, как заявлено на титульном листе, Министерством общего и профессионального образования Российской федерации для студентов в качестве учебного пособия: «Из православия и общинных традиций выросла главная черта русской цивилизации – соборность, т.е. устремление к высшим духовным ценностям, к абсолюту, существующим в единстве Истине, Добру и Красоте (так в тексте – прим. Б.Ш.) и склонность к общественному во всех сферах человеческой деятельности… Отразилась соборность и на национальной культуре труда. В отличие от Запада, где утвердилось формально-догматическая трактовка труда как проклятия Божия (!?), в православии труд рассматривался как нравственное деяние, как одна из форм подвижничества, личного и соборного спасения». И далее: «Русская цивилизация развивалась на своей собственной основе, обусловленной Православием, ландшафтно-экономическими особенностями и полиэтничностью» (8. С.447-449).

В том же ключе идеализация «своего» и принижения вкупе с редукцией «чужого» описываются самобытниками цивилизационно-культурные составляющие своего народа в других отстающих стран мира. Все эти конструкции, как заметит любой здравомыслящий человек, очень условны, идеалистичны, мало связаны с реальностью, противоречат многим фактам. Но перед их авторами и не стоит задача анализировать подлинную реальность. Их задача ее создать, как создавали ее идеологи в советское время, описывая трудовой подъем трудящихся в ответ на призывы ЦК КПСС, их сознательность и стремление развернуть как можно шире социалистическое соревнование за перевыполнение плана к юбилейной дате. Другой способ конструирования «особого пути» – это мифологизация исторической роли своей страны. Вот показательное описание «польской идеи», данное польским культурологом Анджеем Василевским: «Пока продолжалась эпоха рабства (имеется в виду период потери Польшей независимости – прим. Б.Ш.), на первый план выдвигалась борьба с захватчиками, возводящая в ранг национальной святыни даже самые странные идеи, лишь бы они предпринимались с патриотическими намерениями. Мессианство, в духе приходского учения о Польше как избраннице божественного провидения… были воспринято великими поэтами-романтиками, которые подкрепили его своим авторитетом и сделали поэтическим каноном. Под накалом самых высоких страстей национальному патриотизму были привиты понятие Польши как Христа народов, невинно страдающей ради спасения мира, пристрастие к мученичеству… Короче говоря, наша психологическая структура независимо функционирует в замкнутом круге: исключительность осуществляется с помощью чудес, а чудеса еще больше подчеркивают исключительность… Кто сосчитает те вдохновенные декларации о наших моральных преимуществах и миссиях, о средиземноморском «мосте», ведущем на Восток, о направленных на нас глазах всего мира, о всеобщем восхищении наших действий, на которые никто не мог бы решиться?» (9. С.146-147). Знакомые мотивы? Задача идеалистических конструкций самобытников проста – требуется снять проблему комплекса неполноценности, перенеся конкуренцию с удачливыми соперниками в другую плоскость, где самобытники уже точно не будут чувствовать себя ущербными. Разработка таких «плоскостей» – главное направление усилий цивилизационных неудачников всего мира. И на этом пути, надо признать, у них есть немало интеллектуальных достижений, доставивших бы истинное удовольствие софистам Древней Греции. Некоторые конструкции и впрямь изящны, будируют мысль и стимулируют дальнейшие исследования. Так, историософ Л.Н. Гумилев собрал огромный материал по кочевым народам, пытаясь, в частности, доказать благотворность влияния Степи на Русь и другие оседлые народы. Но опровергнуть устоявшийся в науке тезис о цивилизационной бесперспективности образа жизни кочевников (при всем его своеобразии и ценности как цивилизационного феномена на определенном этапе человеческой цивилизации) ему так и не удалось. Городская культура победила и кочевничество сохранилось лишь в экономически отсталых странах. Такой результат можно было бы предсказать заранее, чтобы не тратить время и силы на бесперспективную теорию. На деле же подобного рода попытки были, есть и будут предприниматься в дальнейшем. Причина экстравагантных усилий Л. Гумилева заключалась в том, что ученый разделял евразийскую концепцию развития России, по которой России надлежало соизмерять свою эволюцию не с европейскими нормами и достижениями (где она порой выглядела не лучшим образом), а с восточными. Эта теория давала возможность отвергнуть обвинения в цивилизационном отставании страны и говорить о самодостаточности и особом пути ее эволюции. Евразийство – героическая попытка выдать бедность за добродетель.