"Каждое дело восходит в СТО, а затем и в Политбюро. Система снятия всякой ответственности находит, таким образом, свою санкцию и оформление. Людей, отвечающих за вверенное им дело, нет".

"Вопросы, возникающие на заводе, не могут быть быстро разрешены. Они должны пройти все стадии, все согласования и в случае разногласий дойти до СТО.

Отсюда – тысячи тысяч комиссий. При нашей системе они неизбежны какими бы ругательствами мы ни разражались.

Отсюда – у нас хорошие работники сходят с ума и занимаются «писаниями»… Отсюда – мы кормим сотни и сотни тысяч людей излишне, отсюда – неслыханные потери в народном хозяйстве. Отсюда – аппараты объедают рабочих и крестьян".[24]

Председатель ВСНХ знал, о чем писал. Но если не знать, кем и когда это написано, то эта предельно откровенная и точная картина государственной централизованной экономики применима без малейших изъятий к любому периоду нашей 70-летней советской истории.

Между тем, эту бестолковщину и мертвечину, захватившую пока лишь часть народного хозяйства страны в обязательном порядке, предполагалось распространить на всю экономику. Большевистскими руководителями СССР двигал в данном случае не здравый смысл и прагматизм, а марксистская догма: "… понятие социалистического хозяйства предполагает строго проводимую планомерность всего хозяйственного процесса…"[25] и ленинское предначертание.

Важным шагом в реорганизации системы управления промышленностью стало принятие "Положения о государственных промышленных трестах", утвержденное ВЦИК и СНК СССР 29 июня 1927 г. Оно отражало сужение рамок свободных рыночных отношений и быстрое усиление планового начала в экономической жизни. Здесь еще сохранялось указание, что трест действует на началах коммерческого расчета, но в соответствии с плановыми заданиями, утверждаемыми вышестоящим учреждением. В общем-то, эта двойственная формулировка, характеризующая функционирование предприятия, в последующем, так или иначе, за исключением военного времени сохранялась всегда. Но фактически до 1965 г. абсолютно превалировало плановое начало, так что от коммерческого (а, вернее, хозяйственного) расчета ничего не осталось. В учебниках в этот период он так и назван – формальный хозрасчет, т. е. одно название. В этом смысле символично такое признание: бывший министр финансов Б. Гостев с нескрываемым сожалением рассказывал, как в сталинские времена ежегодно 31 декабря у всех предприятий просто забирали деньги в бюджет. Одним махом.[26] Как ни парадоксально, но в этом выражена вся суть хозрасчета – этого любимого дитя советского социализма. Как экономический центр решит (а, в конечном счете «хозяин» в партии), так и будет предприятие с деньгами или без них – от него самого это мало зависело. Но пока еще до этого абсурда дело не дошло. Все было впереди.

По мере укрепления планового начала рыночная самостоятельность трестов сужалась. Государство в плановом порядке стало определять размеры производства, себестоимость, ассортимент и цены продукции, размеры и источники снабжения предприятия. Тенденции на свертывание нэпа и усиление централизованного планового начала особенно усилилась с разработкой и осуществлением первого пятилетнего плана. Первый пятилетний план разрабатывался в нескольких вариантах: отправном и оптимальном. Кроме того, существовали наметки ХУ съезда партии, которые были наиболее умеренными. Их выполнение предполагало 16 % темп прироста промышленной продукции, отправной вариант предполагал – 18 % прирост, а оптимальный – 20–22 %. После некоторой борьбы XYI партконференция в 1929 г. высказалась за оптимальный вариант. В последующем задания по некоторым видам промышленной продукции (нефть, тракторы и др.) были еще более повышены.