Естественно, что социальная проблематика, вопросы распределения и перераспределения находились под особым вниманием бюрократии, стремившейся закрепить за собой монополию на получение максимально большого куска общественного пирога. Однако усилия на этом направлении в некоторой степени ограничивались намерением хотя бы внешне соответствовать общепризнанной передовой социальной модели. Это заставляло значительную часть политических сил российского общества на вербальном уровне высказывать одобрение ее концепции, что в известной степени способствовало появлению в Конституции РФ 1993 г. 7-й статьи, в которой РФ провозглашалась социальным государством.

Во многих прежних и современных дискуссиях можно слышать тезис, что провозглашение России в Конституции РФ 1993 г. социальным государством было по меньшей мере преждевременным. В этой части действия принимавшей Основной закон элиты заслуживают реабилитации. Сама по себе такая «поспешность» отнюдь не была чем-то беспрецедентным. Вспомним, например, что когда ФРГ в своей Конституции 1949 г. объявила себя «социальным государством», она еще только выходила из послевоенной разрухи. Но в данном случае все свидетельствовало, что речь идет о желанной для народа и политической элиты страны цели.

Гораздо более веским основанием для критики является тот факт, что Конституция РФ 1993 г. принималась в принципиально иной по сравнению с западноевропейскими государствами общественной и социально-психологической ситуации. Следует помнить, что этот основополагающий документ обсуждался в ходе жесточайшего противостояния исполнительной и законодательной власти, приведшего к кровопролитному конфликту, окончившемуся в пользу первой из них. В этих условиях сторонники и противники включения в текст Основного закона статьи о социальном государстве приводили за и против такого решения множество аргументов, базировавшихся в основном на идеологических позициях, а также на соображениях понимаемой ими по-своему политической целесообразности.

Конституция РФ 1993 г. сама по себе была, с одной стороны, инструментом борьбы, а с другой – документом, закрепляющим победу бюрократии. Было бы странно, если бы она утверждала в жизни страны, как того требуют фундаментальные основы социального государства, компромиссные, конвергентные начала. В России мы имеем дело с негативной ипостасью конвергенции, ее антиподом, синтезирующим не лучшие черты социализма и капитализма, но порождающим конфронтационную модель развития общества. Она с неизбежностью возбуждает социальное недовольство, проявляющееся в разного рода конфликтах, среди которых особую остроту имеет напряженность по линии «бюрократия – общество».

Понятно поэтому, что провозглашение России социальным государством Конституцией РФ не могло находить адекватного отражения в практической политике. В ней в полной мере отражались основные особенности бюролибералистского подхода к проблематике социального государства. Каковы же эти особенности? Намереваясь обелить российскую социальную политику, представить осуществляемые с пугающей периодичностью «непопулярные» реформы в выгодном свете, отечественные реформаторы пытались подвергнуть ревизии саму концепцию социального государства. Они стремились придерживаться такого подхода к мировоззренческим основам этого феномена, который позволял бы выстраивать любые, самые экзотические схемы эволюции социального государства, не ориентируясь на конкретно-историческую действительность западноевропейских стран.

В частности, в этой части политического спектра весьма популярен стал «ресурсный» подход к социальной политике. При таком подходе ее проблемы могли обсуждаться только в категориях, выводящих ее за рамки общественного контроля и обеспечивающих полное всевластие бюрократии в данном вопросе: «Денег нет!» – «Деньги есть!» А это полностью противоречит самой природе социальной политики, но позволяет любые обоснованные требования снизу объявлять несвоевременными, утверждая, что их невозможно выполнить по экономическим причинам. Причину распространенности данного подхода вскрыл британский экономист и публицист С. Бриттан: «Чем более избирательным становится социальное обеспечение, тем щедрее могут быть правительства по отношению к категории наиболее высокооплачиваемых людей» [1, с. 71].