Но в Москве без иллюзий оценивают происходящее в регионе. Понимают, какие силы реально воспользуются сменой политических режимов в большой группе арабских государств. Предвидят, к каким сдвигам в их внешней и внутренней политике приведет приход во власть происламских и исламистских партий и движений. Что за этим последует. Какое влияние окажет на процесс мирного урегулирования. Категорически возражают против повторения ливийского сценария где-либо еще.

Брюссель же ведет себя так, будто бы передовицы в газетах, популистские заявления и увещевания и есть реальная политика[39]. Будто бы ведущуюся войну за доступ к богатствам региона никто не замечает. Вот и получается, что желание не обострять политический диалог и здесь оказывает руководству России и ЕС медвежью услугу. Обе стороны лишь делятся своими подходами и озабоченностями, но настоящей сверки часов, за которой могли бы следовать совместные действия и инициативы, а не только заявления, не происходит.

Отсюда желание поговорить о Китае, АТР, развитии ситуации в отдаленных регионах планеты. Такое желание более чем оправданно. Происходящее в Китае интересует всех. Китай превращается в важнейший фактор мировой политики и экономики. С учетом этого сопоставление точек зрения Москвы и Брюсселя на ситуацию в АТР в рамках политического диалога на высшем уровне становится настоятельным императивом. Но есть и свои «но». На такие темы надо говорить серьезно и обстоятельно, входя в детали и нюансы, ставя проблемы и предлагая подходы к их решению. За 5 – 10 минут, которые есть на это у лидеров России и ЕС в формате официальных переговоров, подобное невозможно. Максимум, что можно сделать, это констатировать, что у ЕС, его стран-членов и их компаний в АТР сосредоточены колоссальные экономические интересы, а политическое влияние стремится к нулю. Для России же дальневосточное измерение международной деятельности и экономического сотрудничества приобретает все большее значение. Оно растет. И стремительными темпами. Уже сейчас товарооборот с Китаем превысил показатели, к которым Россия и Германия подбирались два десятилетия. В среднесрочной перспективе, по прикидкам Москвы, он вырастет до 150 и к 2020 году – до 180 млрд. долларов США. Это где-то около половины нынешнего товарооборота России со всеми 28-ю государствами-членами ЕС, вместе взятыми. Такие прогнозы, само собой, наводят на размышление. А также контекст, в котором они озвучиваются. Особенно если учесть сугубо позитивную характеристику, даваемую Москвой набирающему размах сотрудничеству в рамках БРИКС, и желанию представить Евразийский союз как будущего органичного партнера ЕС.

Однако лучше всего общую неудовлетворенность от того, как развивается сотрудничество между Россией и ЕС во внешнеполитической сфере, иллюстрируют несколько других фактов. Первый. Диалог по поводу инициативы России заключить Договор о европейской безопасности, с которой в Москве связывали столько надежд, практически сошел на нет. О нем давно уже не слышно ничего нового.

Второй. Громковещательное российско-германское предложение, поддержанное министрами иностранных дел России, Польши, Германии и Франции, о создании Россией и странами ЕС совместного совета по международным делам и вопросам безопасности на уровне мининдел так и не вышло из зачаточного состояния. Казалось бы, оно отвечает насущной необходимости. Позволяет выйти на новый уровень взаимодействия. Подготавливает почву для координации действий в масштабах континента. Просто отвечает логике партнерских отношений между Россией и ЕС. Тем не менее, воз и ныне там. Сначала страны ЕС попытались сориентировать будущий совместный орган на поиски развязок только и исключительно по Приднестровскому урегулированию. После того как это не получилось, просто «замотали» предложение. Хотя и не полностью. Оно остается на плаву.