Заверин тотчас отказался:

– И звонить не стану, пошлют сразу. Там в три смены спят, по очереди.

Потом почти без паузы добавил:

– …А если сержант не против, то можно ко мне. У меня площадь свободна.

– Я не против, – тотчас заявил Денискин.

Яковлев порадовался, хотя с прохладцей:

– Хорошо, решился вопрос сам собой. Тогда так: завтра с утра я в отлучке, часам к одиннадцати надеюсь вернуться, тогда и командировку вам подпишу. Все доступно?

– Так точно.

– Добро. Товарищ Заверин, зайдите.

…Яковлев запер дверь, скинул с телефона трубку, молча указал на стул. Заверин выставил ногу вперед, не шелохнулся.

– Пешком постою.

– Что, предпочитаешь помирать стоя, как старый дуб? – съязвил капитан.

– Лучше стоя, чем на коленях, – огрызнулся участковый.

– Ну и стой, как дурак, а я находился, – Яковлев сел, растирая колено, – стреляет. Вот врачи говорят: ходить надо, вес растет, нагрузка на суставы, а как я ходить должен, если постоянно ноет… У тебя как?

– У меня не ноет. Терпимо.

– И тебе бы надо в госпиталь. Можно хоть завтра.

– Не надо.

– Пора ведь. Обследоваться надо регулярно.

– По плану через месяц.

– Заранее даже лучше.

– Васильич, в чем дело? Куда ты меня пытаешься сплавить? Зачем?

Яковлев проигнорировал вопрос, задал свой:

– Где жена?

– Чья?

– Не моя же, твоя. Юлия.

– Ушла.

– То есть как это?

– Ну как-как, собрала вещи и ушла. Уехала к мамаше.

– Но ведь должны быть какие-то причины.

– Причины те же, ничего нового. Пью, болею, копейки в дом ношу.

– …И вечно на поквартирных обходах, – дополнил Яковлев.

– Служба такая. Положено.

– Положено, как же. Ну так, если положено: как давно видел Демидову?

– Это к чему вопрос?

– Отвечай.

– Отвечаю: не помню.

– Не помнишь.

– Да, не помню. Сигналов по этому адресу не поступало.

Заверин сбился со спокойного тона, зло спросил:

– В чем смысл этих расспросов? Ты что, думаешь, что я ее куда-то дел и сам опергруппу попытался вызвать?

– Олег.

– Все же в порядочке! Сам капитан Васильич не поленился, притащился, лично все осмотрел, распорядился опергруппу не дергать по пустякам, детальный осмотр ни к чему, сестра – малолетняя дуреха, на ровном месте сепетит[3]…

– Олег!

– Надо ж о коллективе подумать: конец квартала, показатели – швах, без премий останемся!

– Оле-е-ег.

– Трупов нет, в квартире порядок, все на месте – вещи, ценности, чемоданы…

– Послушай…

– И не все на месте! Покрывало с дивана исчезло, дефицитное, в него втроем завернуться можно было, цена ему – больше ста рублей!

– Заверин.

– Да пес с ними, с покрывалами. Вся палитра – косметика на месте, ни синь-пороха не тронуто. Это у нее-то! Она мусор, не накрасившись, не выносит.

Яковлев вздохнул:

– Это все тебе виднее. Ну, так когда в последний раз виделись?

– А, вот уже и «виделись».

– Не цепляйся к словам. Стыдно, не баба.

– Хорошо. Давно. И видел давно, и виделись давно.

– Интересно у тебя. Жена ушла недавно, а виделись давно…

Заверин, скрежеща зубами, проговорил:

– Я же описал причины, ярко и красочно: алкоголик, больной, получка мизер, не сошлись характерами… еще что тебе? Или мало?

– Хватит.

Заверин, специалист по двойным смыслам, все правильно расслышал и замолчал. Яковлев снова начал, голос его звучал по-дружески, в любом случае спокойно:

– Олег, а ведь когда тебя с Петровки гнали, ты не так говорил. Ты же скулил, Олег, ты чуть не на коленях упрашивал до пенсии тебя дотянуть.

Участковый, обмякнув, опустился на стул, потирая грудь под левой подмышкой:

– Я и сейчас прошу. Выпрут меня из органов – куда я денусь? Как говорится, копать не могу, просить стыжусь…

– …И потому добываешь друзей богатством неправедным.

– Юра, ну это-то к чему?