Заражает весельем нас, и вот мы уже втроём ухохатываемся, подвывая от смеха.

– Уф, насмешила… – отсмеявшись, выдыхает Алина.

Ладошками вытирает слёзы и, небрежным жестом отбросив за спину длинную светло-русую прядь, вешает на плечики очередное платье и суёт его в шкаф.

– Сонь, а фамилия у тебя всё-таки немецкая?

– Не знаю, – тяну задумчиво.

У меня дилемма – надеть завтра блузку и юбку, или видавшие виды джинсы и свитер-лапшу. Вроде праздник – первое сентября. А, с другой стороны, я ж не школьница уже, а студентка. Да и удобнее в джинсах. А в юбке я больше на зау́чку похожа. Ай, надену джинсы и блузку. Вроде бы студентка, но всё равно нарядно.

– Маминого деда звали Андрей Лие́сс, – продолжаю отвечать на вопрос Алины. – Когда пленных немцев гнали через наш город, мой дед был среди них. Он тяжело заболел, и его бросили. Думали, умрёт. Но моя прабабушка вы́ходила его, а потом они поженились. Дед умер, когда мама ещё маленькая была, но она запомнила, что он был абсолютно рыжий и по-русски говорил без акцента. А разве немцы рыжие бывают?

Алина неопределённо пожимает плечами.

– Кто их знает? Вот ты на немку совсем не похожа. Хотя, скорее всего, в прадеда своего пошла.

Она смеётся, а я смущаюсь и заправляю за ухо рыжий локон.

– Вообще-то, я в маму. У неё тоже были рыжие волосы и зелёные глаза. Только она вся в веснушках была, а у меня ни одной нет, даже весной.

Рита слушает нас в пол-уха, разглядывая что-то в окне и теребя кончик каштановой косы.

– Девчонки, – она оборачивается к нам и шепчет, сверкая светло-карими глазами, – смотрите, какой красавчик к нам идёт!

Подходим к окну и выглядываем из-за тюля.

От ярко-жёлтой машины отходит парень и неторопливо направляется к общаге. Походка хозяина жизни. Светлые волосы треплет ветерок, взлохмачивая модную стрижку. Глаза вроде светлые, с третьего этажа не видно, но самоуверенную улыбку "я знаю себе цену", вижу хорошо. Синие джинсы, белая футболка с принтом и белоснежные кеды. Наверняка из тех, кто считает, что весь мир вертится вокруг них. Знаю таких типчиков. Связываться с ними – себе дороже. Наступят, раздавят и даже не заметят.

– Какой классный! – восторженно вздыхает Алина, и в этот момент парень поднимает голову и смотрит… прямо на нас.

С тихим визгом соседки отпрыгивают от окна, а я не успеваю сообразить и, как дура, пялюсь на этот обра́зчик богатой и сытой жизни.

И вдруг он мне подмигивает и машет, указывая жестом на машину.

Я мгновенно краснею и отталкиваюсь от окна. Дурак! Сам катайся на своей тачке, а нам и здесь неплохо.

Девчонки, между тем, тихо хихикают и обсуждают, настолько ли хозяин соответствует своей машине.

Подхожу к своей кровати. Сажусь. Щёки до сих пор горят. Тру их ладонями.

– Ты чего, Сонь? – Алина выгибает тонкую бровь и насмешливо прищуривает голубые глаза. – Понравился красавчик?

Чувствую, что вспыхиваю с новой силой. Злюсь.

– С чего бы? Видели мы таких мажоров. Толку с них… Одни блёстки.

Рита фыркает.

– Да ты что, Сонь? Такой экземпляр – и тебе неинтересно? – и добавляет с мечтательной улыбкой: – Смотри, может, это твоя судьба.

Скептически улыбаюсь.

– Серьёзно?! Судьба – это когда тридцать билетов выучил, а на экзамене попался тридцать первый.

– Не, – парирует Алина, – это не судьба, это жопа!

Девчонки заливисто хохочут, а я расслабляюсь.

Что это со мной, в самом деле? Первый раз вижу парня, и вдруг такая реакция?

Успокоившись, девчонки раскладывают по полкам последние вещи.

– Есть хочу страшно, – стонет Алина.

– И я, – согласно кивает Рита. – Сонь, пошли на кухню.

Э-э-э…

– Девчонки, вы идите, – стараюсь говорить непринуждённо, – а я не ем после шести.