– А ну-ка еще раз повтори то же самое! Но только медленнее.

Тот мило улыбнулся и повторил все операции заново с детальными объяснениями. Все его советы и разъяснения я сразу же записывал в тетрадь.

Вот тут мне уже все стало более-менее понятно, и я попросил Сашу:

– Давай-ка я сам все это сделаю.

Под его руководством я уже своими пальцами нажимал на кнопки. Все получилось, и котел зажегся на автомате.

Рядом с котлом стоял, выкрашенный серебрином массивный агрегат.

Саша кивнул на него головой:

– А это наш самовар.

Я с непониманием посмотрел на него.

Видя, что этот термин меня не впечатлил, он поправил сам себя:

– Испаритель это, – потом добавил, – Это будет твой головняк! С ним нужно быть очень осторожным.

Мне казалось, что я вчера усвоил уроки сменщика, поэтому не стал заострять на нем внимание:

– Понял, понял. Опреснитель. Все ясно.

Хотя на судах, на которых я до этого был, они все были заглушены, не работали, воды хватало только той, которую набирали в портах в мытьевые и питьевые танки. Меня лелеяла надежда, что и здесь им не будут пользоваться, ведь переходы должны были быть не больше четырех суток.

Ну, а дальше Саша начал объяснять мне системы трубопроводов. Пресной и забортной воды, топливной и масляной….

Мы зашли в небольшое помещение, в котором было намного тише, чем в основном машинном отделении, и Саша со смехом произнес:

– А так как ты у нас начальник говна, воды и пара, то вот тебе этот говняный насос. Это фекальная цистерна и вот тут ты уже сам все должен разведать, – развел он руками, -Потому что я тут ничего не знаю, и в такие дела лезть не буду. Потому что запах я этот не переношу.

В помещении и в самом деле стоял какой-то удушающий «аромат».

В общем, до вечера я не выходил из машинного отделения. Все рисовал и записывал в тетрадь.

Вахтенные мотористы менялись, а я все ходил и осматривал, периодически донимая их вопросами.

Когда я поднялся на обед, то мне очень не хотелось переодеваться, и я попросил буфетчицу:

– Зина, можешь ты мне накрыть тут, в столовой команды? – потом показал на свою робу и добавил, – Потому что переодеваться мне неохота.

Во время практик я видел, как механики обедали и ужинали, не переодеваясь в столовой команды.

Зинка с иронией посмотрела не меня:

– Что, не хочешь попадаться деду на глаза?

На ее слова я пожал плечами, но она, улыбаясь, продолжала:

– А все равно придется. Никуда ты от этого не денешься.

Но постелила газетку на стул в столовой команды:

– Садись сюда, – указала она мне на стул.

Потом принесла тарелку, вилку с ложкой и поставила предо мной керамическую супницу.

Я набрал себе борща и с аппетитом поел.

После обеда можно было, и отдохнуть часок, но мне не терпелось продолжить изучение машины, и я вернулся туда.

Для меня такое изучение было, словно наркотик. Чем больше я вникал в сложности машинного отделения, тем мне становилось интереснее и хотелось все больше и больше узнать.

Второй механик несколько раз встречал меня в машинном отделении.

Он каждый раз окидывал меня взглядом и кивал головой:

– Ага! Помощь нужна? – но получив отрицательный ответ, уходил в ЦПУ.

Конечно, он контролировал меня. Наверное, и переживал, чтобы я что-нибудь по незнанию не накрутил или не запустил.

В пять часов вечера был ужин. Но я опять не пошел в кают-компанию, а быстренько, не переодеваясь, перехватил в столовой команды, и вернулся в машину.

До восьми часов вечера ходил по машине и записывал все новое для себя в тетрадку. А так как моя вахта была с 8 до 12 утром и вечером с 20 до нуля часов, то в 20 часов я заступил на вахту с мотористом Максимовым.