И, как будто, весь мир замер. В ящике находилась бутылка с ртутью.

Я сразу понял, что это ртуть! Она своим смертельным блеском плавно переливалась в тщательно укупоренной бутылке, лежавшей в специальных мягких креплениях.

– Что делать? – я даже не успел этого подумать, как ноги меня сами понесли на палубу.

Несмотря на то, что эта бутылка провела у меня под кроватью столько времен, и болталась по дну рундука, как хотела, с ней ничего не случилось.

Но сейчас я держал ее в руках, как полную чашу с ядом, опасаясь не расплескать хоть каплю, несмотря на качку в десять секунд с борта на борт, иногда доходящую до пятнадцати градусов.

Отдраив правой рукой кремальеру броняшки, выводящей на палубу и, широко расставив ноги, я вышел на гладкую, зеленую, недавно покрашенную боцманом палубу и, чтобы не соскользнуть по ней за борт, ухватился за леер на надстройке.

Дверь выходила в сторону кормы и волны не доставали до третьей палубы, где находилась моя каюта. Они свободно гуляли только по главной грузовой палубе.

Страшно завывал ветер, и меня сразу же обдало фонтаном злых и колючих брызг.

Вокруг была черная ночь. Только буруны волн, белеющие у борта, которые судно с трудом одолевало, немного освещали мне дорогу к леерам.

При очередном крене меня вынесло к ним, где я непроизвольно выпусти из рук столь ненавистный мне ящик за борт.

При следующем крене меня унесло к двери надстройки, в которую меня и закинуло инерцией. Оказавшись в надстройке, я уже плотно задраил за собой дверь.

От такого приключения меня здорово колотило. Ведь я был на грани…

Но, обмывшись пресной водой из умывальника и обтеревшись сухим огромным махровым полотенцем, я расклинился уже на диване, пытаясь заснуть, до того времени, пока меня своим прекрасным голосом не поднимет буфетчица на завтрак.

А сейчас я переоделся, разложил вещи в шкаф и ящики рундука под кроватью.

В каюте был только умывальник, душ и туалет были расположены в коридоре. Приняв душ, я лег спать.

Утром я проснулся от непривычного, приятного женского голоса. Сквозь сон я только услышал мелодичное:

– Четвертый механик, просыпайтесь! Я приглашаю Вас на завтрак.

Я был ошарашен! Такого подъема у меня еще никогда в жизни не было. Никто меня так никогда не будил, кроме мамы, которая всегда мягко целовала меня в щечку и обнимала своей нежной рукой со словами:

– Лешечка…. Надо вставать…. Смотри, какое утро начинается…. – ворковала над моим ушком мама.

А я потягивался, обнимал ее за шею и отдавался столь любимым мною мягким рукам.

Я проходил практику на трех судах, но чтобы буфетчица вот так обходила каюты комсостава и будила…. А особенно четвертого механика. Я такого еще не видел и не слышал. Но на этом судне это было так заведено.

Более привычным для меня был подъём под крик дневального по роте:

– Рота!!!! Подъем!!!! На зарядку!!!! Выходи!!!!

Или, когда меня поднимали мотористы на вахту или на работу:

– Хоре дрыхнуть… Подъём! – и еще кто-нибудь подшучивал, – Сэр, Вас ждут великие дела….

Непроизвольно подскочив, я отодвинул занавеску кровати, и непонимающими глазами посмотрел на это милое создание, которое доброжелательно улыбнулось и еще раз повторило:

– Доброе утро! Вставайте, пожалуйста! Я приглашаю Вас на завтрак.

Оставалось только помотать головой, в ответ на столь лестное предложение:

– Да-да, хорошо, сейчас, – и буфетчица исчезла в двери, а я вынужден был вставать.

Что ж ложиться уже? Тем более, что у меня сегодня первый рабочий день.

Да! Мой первый рабочий день в новой должности. Одеться надо было поприличнее, чтобы показаться в кают-компании.

Раньше я допускался только в столовую команды. В кают-компанию путь мне был заказан. Она ведь была только для командиров. А теперь и мне можно будет присутствовать в ней.