В 11 лет его отправили в Кембридж, в Куинз-колледж. Он покидал родной замок, не зная, что это последнее прощание с детством. Теперь его окружала жизнь большого мира, но и в этом мире Роджер ощущал себя одиноким. Казалось, что у него не было ни детства, ни юности. Ему предназначалось идти по пути, который уже был вымощен до него – его отцом, его дедом, и всеми мужчинами рода Меннерсов, чей взгляд был устремлён не на радости жизни, а на долг, который давил на них, как свинцовые облака над их родным Севером.

В 1588 году умер его отец. Смерть пришла неожиданно, словно внезапный порыв ветра, который ломает вековое дерево. Ему было всего 12 лет, и в тот день, когда пришла весть о смерти графа, Роджер казалось понял, что теперь он должен быть взрослым, хотя его сердце жаждало тепла и понимания, которых ему так не хватало в детстве. Его мать, уже совсем седая и слабая, не смогла утешить сына – она сама нуждалась в утешении. Замок Хелмсли стал для Роджера холодной клеткой.

Теперь он был 5-ым графом Ратлендом, наследником огромного состояния, власти и тяжёлого времени, где мальчики, не достигшие совершеннолетия, становились «подопечными государства». Не было теперь человека, который бы руководил им с отеческой мудростью, не было никого, кто бы направлял его руку, когда он, дрожа, принимал решения, которые могли изменить судьбы целых семей. Так началась его взрослая жизнь – жизнь, полная ответственности, но почти лишённая радости.

Роджер Меннерс, юный граф, стоял у окна своего нового замка Бельвуар. Здесь, в этих каменных стенах, жизнь его текла словно вязкая река, где время казалось бесконечным и тяжёлым. Он был ещё ребёнком, но мир уже возложил на его плечи такую ношу, что иной взрослый мог бы сломаться под её тяжестью. Старый замок, с его громоздкими башнями и бесконечными коридорами, был не местом радости, а немым свидетелем того, как детство Роджера исчезло в тени знаний и власти.

Огромная библиотека, что принадлежала теперь ему, каждый день пополнялась новыми томами. На полках стояли книги, которыми он должен овладеть, чтобы соответствовать своему титулу и положению. Это была его новая судьба – не игры с другими детьми, не смех и радость, но чтение, учёба и мысли о том, как управлять тем миром, что принадлежал ему по рождению.

Королева Елизавета через своего верного слугу, лорда-казначея Уильяма Сесила, поручила воспитание Роджера Фрэнсису Бэкону, человеку величайшего ума, но холодному, как каменные стены Бельвуара. Бэкон видел в нём не ребёнка, а сосуд для будущих знаний, как будто сам Роджер был лишь средством для воплощения чьих-то грандиозных замыслов.

Дни Роджера были словно угли, медленно тлеющие в тишине замка. Каждое утро – наука, каждый вечер – книги, безмолвные и жестокие в своём требование к уму юного графа. Фрэнсис Бэкон учил его не только наукам, но и тому, как надо переносить одиночество, которое окружало его с самого детства. Роджер слушал, учился, но сердце его всё больше наполнялось тоской по жизни, которую он никогда не знал.

В Кембридже Роджер был чужим среди своих. Он видел вокруг молодых людей, полных энергии и радости, которые праздновали свои успехи, но не мог разделить их веселья. Он, как и раньше оставался одиноким, словно был заключён в непробиваемую оболочку – ту, что построило вокруг него его собственное происхождение.

20 февраля 1595 года наступил день его триумфа. В величественных залах колледжа, наполненных звоном колоколов и блеском факелов, он получил степень Магистра Искусств. На церемонии присутствовали его друзья, граф Эссекс и граф Саутгемптон – мужчины, уже закалённые жизнью, но Роджер ощущал себя перед ними ещё более уязвимым. Сверкающие мантии, торжественные речи – всё это было лишь оболочкой, скрывающей пустоту, что жила в его душе. Да, он был Магистром Искусств, но что это значило для него? Ум, набитый знаниями, как грудь набита тяжестью камня, но сердце оставалось немым. Ему, как и многим другим до него, был назначен путь, вымощенный золотом и славой, но не было в этом пути свободы.