– Ты снова в своём репертуаре, Седой. Путь долгий, береги курево, бабла не хватит, – сказал старший конвойный.


– Ничего, я привыкший, начальник, – сев на скамью, впрок затушив сигарету о подошву ботинка, сказал Седой.

ГЛАВА 4

Сергей сидел на скамье, прислушиваясь к разговору и закрыв глаза, задремал. Он проснулся от лязга металла, вагон цепляли к основному составу, чтобы отправиться в путь…

За несколько минут глубокого сна, Сергею привиделся дом, он вспомнил лица родителей, бледную, всю в слезах мать, с каменным, хмурым лицом отца. Свою комнату, где над кроватью висели небольшие плакаты его любимых певцов и музыкантов. Даже гитара была, шестиструнная. Правда, играть Сергей учился на семиструнной, научился быстро, Вадим, его одноклассник, часто приходил к ним, он и научил Сергея играть на гитаре, пообещав, что и на ударных играть научит.


На Олега Сергей поначалу очень злился, потом удивлялся, почему? Но ответа не находил. Просто понял для себя, что верить никому нельзя и настоящие друзья могут однажды предать, ведь Олега он считал другом, они вместе ходили в спортивную секцию, занимались боксом и каратэ. Сидели за одной партой, в кино и на танцы ходили.


– Ходили… как давно это было… а было ли? Словно в другой жизни. А смог бы я так же, как Олег? Теперь уже и не знаю… – думал Сергей, вспомнив о драке, когда он за него заступился, тогда Олег клялся ему в дружбе и верности.


– Ну что, братишка? Жизнь нас райская ждёт? Первая ходка? – услышал Сергей голос Седого.


Открыв глаза, он с безразличием взглянул на него.


– Первая… – ответил Сергей.


– Это поначалу, трудно чалиться на нарах. Если правильный пацан, заслужишь уважение братков, иначе – перо в бок и в ящик сыграешь. А что ж помиловку не писал? – облокотившись о стенку вагона, спросил Седой, повернув голову и внимательно посмотрев на Сергея.


– Бесполезно было. Шрам сказал, что срок могут еще и добавить, – ответил Сергей.


При упоминании Шрама, Седой полностью повернулся к парню и криво усмехнулся.


– Так ты со Шрамом в камере чалился? Штаны протирал? А арапа не гонишь? Пургу не несёшь? – спросил Седой.


– Нет, правду говорю. Шрам сказал, что братки его уважают, если что, сказал, от меня кланяйся, – ответил Сергей.


– Что же ты молчал, братишка? На одной зоне топтать землю будем, не дрейфь, в обиду тебя не дам. А там, как карта ляжет. Может кайфануть хочешь? На вот, закури, легче станет, – протягивая оставшийся окурок Сергею, сказал Седой.


Что заставило Сергея взять окурок, он объяснить не мог, сунув его в рот, он прикурил от спички, что зажёг Седой. Но сделав вдох, закашлял, аж до слёз. Седой взял из его рук окурок и затянулся.


– А ты, я вижу, правильный пацан. Не сказал, что не куришь, не побрезговал гнилых зубов Седого. Уважуха! Хорошо начинаешь жизнь в неволе, сынок, – докуривая окурок, произнёс Седой, хитро прищурив белесые глаза.


– У меня срок большой… – зачем-то сказал Сергей.


– Мокруха что ли? Кого замочил? – спросил Седой.


– Я никого не мочил. Меня подставили, – устало ответил Сергей.


– Это они могут. Вот… почему-то я тебе верю. Петюня? Когда баланду принесут? – обернувшись к конвойному, спросил Седой.


Парень сидел на единственном стуле за пределами решётки и дремал, хотя ни сидеть, ни тем более спать, не полагалось. Петюня открыл глаза и вяло посмотрел на Седого. Потом лениво поднял руку и посмотрел на часы на запястье.


– Седой? Вечно тебе невтерпёж! Ещё целый час есть! – недовольно высказался Петюня.


– Так жрать охота! Ладно, обойдёмся… на вот, ешь. С этими архаровцами,  скоро  живот подпирать, – вытащив из брезентовой замызганной сумки, типа вещевого мешка, куски хлеба и колбасы, протянув Сергею, сказал Седой.