Я приказал своим войскам, оставить пока Пуатье и выдвигаться на Тур. А сам же, поспешил на встречу с дочерью, предупредить о возможной опасности. Но опоздал, обоз уже попал в засаду. Когда я прибыл сюда с десятком своих шахидов, вся охрана была уже перебита. На ногах оставался только, один – мой первый визирь, защищавший повозку, в которой находится моя дочь. Он и сейчас с ней. Ну а все прочее ты видишь и сам…

Вот так-то, Карл Мартелл, мы и встретились с тобой! Можешь приносить хвалу своему Богу или Аллаху, но это не спасет ни тебя, майордом, ни город Тур, ни земли франков в целом. До появления первой звезды здесь будет мое войско. Войско, с которым я прошел половину Африки и уже пол-Европы. У меня 80 тысяч закаленных в боях всадников. Это против ваших то, 20-ти тысяч пехоты, большинство из которых – ополченцы. Это вы, Карл на что надеетесь?

Узнав о моей смерти, когорты моих шахидов снесут все на своем пути и сожгут Париж! Франки проклянут твое имя в веках, Карл Мартелл! Об этом ли ты мечтал свою недолгую жизнь?

Мавр замолчал и внимательно наблюдал за майордомом Австразии. Не молодой, но еще крепкий воин, сын короля Пипина, молча осматривал окрестности. Внизу под лесистым пригорком встречались две реки – Клэн и Вьенна.

Карлу, после побега из тюрьмы, куда он был посажен своей мачехой, только и оставалось, что воевать. Никогда не мечтавший о престоле, он свои последние двадцать лет провел в боевых походах и все его помыслы были направленны только на победное величие Франкского государства.

Одинаково жестко он обращался как со своими врагами, так и с бывшими союзниками. Которых в разное время у него было немало. Майордом, хоть и был неплохим политиком и умел договариваться, всегда оставался сторонником военной силы. Он считал, что каждая его победа на поле брани, помогает ему потом, одержать десяток побед за любыми столами переговоров.

Даже собственное духовенство выражало свое недовольство им. Но он был сила, и его боялись. Сам же он не боялся никого.

Карл был бесстрашен, но не глуп, и понимал, что все сказанное шахидом было реально. Сейчас силы Омейядов были несравненно больше его. Арабская тяжёлая конница и берберская лёгкая кавалерия, пройдут сквозь пехотные подразделения франков, как нож сквозь масло.

Ранее Карл рассчитывал с помощью Церкви, собрать под флагом борьбы с исламом всех живущих к северу от Пиренеев. Но на это времени уже не было. В чудеса Карл не верил. Он верил в Бога и силу своего оружия. Оружия ему и не хватало.

Абд аль-Рахман, как истинный сын Востока, умел ждать. Не проронив ни слова, он смотрел на Карла и видел, мучившие того переживания и тщетный поиск решений для выхода из сложившейся ситуации. Однако рана на ноге не позволяла ему больше стоять, и с натужной улыбкой мавр произнес:

– Если, Ваша милость, не даст мне и моим людям умереть от потери крови, я, пожалуй, смогу вам еще помочь.

Слова о помощи ему – Карлу, майордом пропустил мимо ушей, но всё же дал команду – позвать лекаря и перевязать раненых.

Майордом занимался изучением местности, намечая позиции для размещения своих войск, когда запыхавшийся оруженосец доложил, что пленный мавр просит его о срочной встрече.

Правителю аль-Андалусии, по приказу Карла, установили подобие шатра из находящихся рядом повозок, здесь же разместили и его дочь. Вход к ним охранялся парой копейщиков. Зайдя в палатку, Карл заметил, что состояние его пленника ухудшилось. Из-за большой потери крови кожа мавра была похожа на выцветший пергамент, дыхание стало прерывистым, глаза полузакрыты. Сидевшая рядом с ним девушка влажным платком обтирала его лицо. При приближении майордома, она встала и поклонилась.