Ральф Фаррелл, быстро оглядев зал, сразу понял, что никого из публики не надо представлять друг другу. Его дефиле почтила своим присутствием сама Бернадетт Ширак. Как всегда, перед началом показа нервы кутюрье были натянуты до предела, но он ничуть не сомневался в успехе. Его модели, аккуратные, элегантные, созданные по всем правилам Высокой моды, в меру украшенные бесподобными вышивками, имели неодолимую притягательную силу. Коллекция удалась, он это чувствовал.

В зале повисла звенящая тишина. Все напряженно ждали начала дефиле, ибо это – одна из лучших частей всего шоу. В зале притушили огни, утихла музыка, прожекторы ритмично мерцали, посылая лучи на подиум. Появилась первая манекенщица, одетая в короткую черную юбку и белый камзол, по плечам которого стекали два пышных, девственно-чистых пера. И тут же всех присутствующих захватил, подчинил себе темп музыки. Топ-модели сменяли одна другую, следуя вереницей, рассчитанной до миллиметра.

В этом сезоне Ральф превзошел самого себя, дефиле в самом деле было великолепным. Укрощенный полет фантазии, море утонченности и изысканности, вплоть до мельчайших деталей. Все вместе представляло верх элегантности и завораживающе действовало на постоянных посетителей этого зрелища.

Спустя полчаса после начала показа зал почти совсем погрузился в темноту. Все знали, что мэтр должен прибыть вместе с супругой. По залу прокатился восхищенный вздох. Он решился! Платье невесты, абсолютно черное, отделанное жемчугом и бриллиантами, загорающееся тысячью огней под вспышками фотоаппаратов прессы. Под фатой из белого шелка улыбалось лицо черной американской танцовщицы Грейс Бери. Ральф скромно подошел и подал ей руку, приглашая на вальс. И они сделали один тур по подиуму. Тур – под музыку свадебного марша, сменившегося рэпом.

В зале снова воцарился мрак, как раз в то время, как публика смогла вновь вдохнуть свободно, чтобы через мгновение взорваться аплодисментами. Через тридцать пять минут платье с аксессуарами было упаковано, и миллион евро, потраченный на это чудо, скрылись от восхищенных взоров.

Свет в зрительном зале вновь вспыхнул, и Ральф, окруженный своими манекенщицами, по-актерски приветствовал публику. Он заслужил такие «долго не смолкающие овации», какие не часто случались в его карьере.

Туча официантов, нагруженных подносами с коктейлями белого и черного цвета, немедленно ринулась в зал. Буфетную стойку, как обычно, брали штурмом. Можно было подумать, что все эти люди голодали не меньше недели.

Перед интервью с журналистами кутюрье направился поприветствовать супругу президента. Франсуа Рабу с женой подошли следом.

– Мадам, вы оказали мне большую честь посещением нашего Дома моды и присутствием на этом дефиле.

– Мсье Рабу, я стараюсь не упускать ни одной возможности отдать должное французской моде и ее ярчайшим талантам. Любовь мсье Фаррелла к нашей стране и его огромный талант вызывают у меня и моего мужа глубочайшее уважение.

– Благодарю вас, мадам, – поклонился Ральф, – мое единственное желание – это показать, что Франция остается средоточием элегантности и женственности. А вы – ее ярчайшая представительница.

– И в этом большая заслуга одежды, созданной вами, мсье Фаррелл.

В эту секунду Франсуа Рабу едва не взорвался от ярости. Ни одного слова, обращенного к нему, все – к другому, к этому претенциозному типу, который всего-навсего один из его служащих, все внимание – к этому жирному идиоту, который, может, еще и сексуальный извращенец, который мнит себя творцом, хотя на самом деле все его туалеты сшиты из трех кусков шифона, а из всей палитры он признает только два цвета. Пусть поспешит насладиться славой, потому что это его последнее дефиле – злословил про себя Франсуа Рабу.