Уля старалась развлечь старушку, как умела. Вызывала ее на разговор и внимательно слушала рассказы о молодости, знакомстве с мужем, об их молодом счастье, хотя слушать их было тяжело, и от жалости слезы наворачивались на глаза.
Выждав два месяца, дирекция Института выразила желание встретиться с вдовой их покойного сотрудника для решения вопросов, связанных с последними исследованиями Бориса. Уля, ответившая по телефону секретарю, в свою очередь, выразила желание спросить разрешения об этой встрече у сына вдовы, так как состояние ее здоровья требует покоя и не допускает никаких волнений. Марк разрешил назначить встречу на следующий день в его присутствии, а также попросил Улю тоже присутствовать в качестве свидетеля.
Пришли три человека, представились сотрудниками Института. Марк потребовал предъявить документы и записал фамилии пришедших. Тот самый мужчина, которого Уля уже видела возле подъезда, по фамилии Мурашов, поведал, что последнюю работу Ривкин делал в сообществе с ним и сотрудником по фамилии Краснюк ( один из пришедших кивнул), объем этой работы был условно поделен на три части. Незавершенным остался этап исследований, когда все три части должны были соединиться, и полученная в результате технология должна была пройти испытания, прежде чем официально объявить о новом изобретении.
Так как работа была внеплановой и проводилась по собственной инициативе участников, возникли некоторые трения с Дирекцией, Ривкин разобиделся, работу приостановил и вскоре заболел. После его смерти Мурашов и Краснюк решили закончить все сами, но не нашли документацию части исследований Ривкина. Предположили, что старик унес эти документы домой. Поэтому просят отдать их его сотрудникам, чтобы завершить начатое, и, конечно, имя Ривкина будет значиться в числе авторов изобретения.
Марк, выслушав все это, обратился к третьему посетителю:
– Вы директор Института? Я запомнил вас на похоронах. Знаю, что документы, принадлежащие Институту, нельзя выносить и хранить дома. Но эта работа не была в плане Института, поэтому ему не принадлежит. Я посоветуюсь с юристами, имеете ли вы право изымать личные бумаги моего отца. И как это изъятие должно оформляться.
Важный мужчина в элегантном костюме возразил:
– У нас тоже есть юристы, но зачем вся эта кутерьма? Возможно, эти документы и не находятся в этой квартире. Позвольте нам взглянуть на бумаги покойного, и если там нет того, что нас интересует, мы оставим вас в покое.
Марк согласился, и вместе с матерью и Улей наблюдал, как Мурашов и Краснюк рылись в столе и шкафах Бориса Яковлевича, открывая каждую папку и перебирая листы документов. Через полтора часа взмокшие научные сотрудники констатировали, что нужных бумаг они не нашли.
– Борис Яковлевич был обижен, и, возможно, спрятал папку в другом месте. Например, гараж или дача. Может, кто-нибудь из вас был посвящен в его планы? – сказал директор.
– Гаража у нас никогда не было, так как не было автомобиля. Дачу продали несколько лет назад за ненадобностью, я построил загородный дом. – ответил Марк, а его мать и Уля отрицательно покачали головами.
– Его разработками интересовались наши зарубежные партнеры. Не мог ли он, обидевшись на руководство Института…
– Не мог! – заявила Фрида Михайловна. – Такого патриота России, как мой муж, еще поискать надо! В девяностые нас дважды приглашали переехать в другие страны, предлагали прекрасные условия, высокий доход. Он просто в ярость приходил! Никогда он не стал бы работать на иностранцев!
Посетители ушли не солоно хлебавши. А Фрида Михайловна с Улей заглянули в каждую щель, надеясь найти тайник покойного хозяина, но тщетно.