Страшную сказочку решила сократить и упростить, но и такой вариант дал невероятный эффект. Пацанва с визгом отпрыгнула от меня, бесславно оставив самого мелкого, который от страха описался. Он стоял в луже и ревел. От обиды – бросили, от стыда – обмочился как маленький, от пережитого ужаса – вовеки такого не слышал.

Старшие, чтобы сгладить страх, заржали. Отскочив, увидели, что случилось, показывали на малыша пальцами и просто загибались от хохота.

Я же разозлилась. На себя – справилась с мелюзгой взрослая тётка, позорище какое. На пацанов, что малого обижают. На то, что ничего не могу исправить. Взять бы беднягу на руки, пожалеть, прикрикнуть на насмешников.

Так ли не могу?

– А ну, цыц! – вдруг рявкнула я. И откуда только силы взялись и голос прорезался. – Все испугались, и нечего над одним ржать. Надо ещё ваши штаны проверить. Хорошо, под зипунами не видно. – Притихли, насупились, похоже, что недалека я от истины. Кивнула неопределённо: – Эй ты, помоги брату! – Подошёл, виновато хмурится. – Сними с него лапти, опорки и штанишки. Посади ко мне под шубу, чтобы не замёрз. Тряпки вон в колоде, что под стоком стоит, прополощи. И вы не хихикайте, зубоскалы, а помогите другу. Выкрутить надо крепко, встряхнуть хорошо и вон на заборе развесьте, чтобы просохло всё на солнышке и ветерке.

Говорила я непререкаемым тоном великой начальницы. И пусть голосок был детским, но сила духа, вложенная в указания, подействовала. Всё сделали, как велела. И голозадого мальца мне под шубу засунули, и тряпки прополоскали-отжали, и сушить повесили.

– А теперь проспоренное желание, – объявила строго. Насупились, ожидая подлянки. Но честно ждут, что прикажу, не разбегаются. – Ты, – ткнула пальцем в старшего, – пойди попроси у бабушки моей Глафиры Александровны три корзинки небольших. На полке у входа стоят. Пойдёте вон туда за огород и нарвёте травы полезной. Щавель знаете? Вот корзинку щавеля, корзинку крапивы…

– Черемша уже есть… – вставил брат мальца, притихшего в тепле под моим боком.

– С тебя черемша, значит, – согласилась я. А потом милостиво добавила: – Соберёте скоро – сказку скажу. Хорошую. Без мертвяков.

Должники убежали отрабатывать, а я облегчённо выдохнула. Сама не поняла, как получилось так скомандовать. Тут под шубой завозился пригревшийся детёныш.

– Ну ты и стаашная, – выдохнул он. Звук «р» в речи мальчишки «западал».

– Это не я страшная, а сказка такая. Я тоже всегда пугаюсь, когда её слушаю, – поделилась я «секретом».

– Тебя поэтому Санкой зовут? – шмыгнул носом и растёр сопли рукавом по щеке подшубный сосед.

– Моё имя Р-р-роксана! – раскатистое «р» я подчеркнула специально. – Бабушка зовёт Ксана, а остальные просто буквы не выговаривают.

– Ксана? Тоже так буду ааить, – пообещал собеседник.

– А тебя как зовут?

– Митька. Баатика Фолом.

– Фрол?

– Ага. Фол. У меня ещё сеста есть, но она уже большая. Её замуж скоо возьмут.

Так мы и беседовали обо всём и ни о чём в ожидании сборщиков травы.  Малыш, гордясь тем, что его слушают, выдал столько информации о жителях деревни, что специально не узнаешь. Теперь бы её запомнить, дешифровать и разложить в памяти по файлам, чтобы при случае воспользоваться можно было.

– Вот, смотри. Хватит?

Запыхавшиеся от усердия должники поставили к моему брёвнышку три полные корзинки травы. Будет нам с Глафирой и работа – перебрать, промыть, обсушить – и еда.

– Спасибо, молодые люди, – чинно поблагодарила я мальчишек.

– Сказку скажешь? – строго спросил старший.

– Скажу. Только она длинная. Так и будете стоять?

Невесть откуда прикатили пиленые брёвнышки, поставили на попа, сели. Ждут.