Весна… вздохнула я полной грудью и закашлялась. Похоже, лёгким бедной девчушки досталось. Значит, побольше свежего воздуха, хорошее питание и витамины. Воздуха – дыши не хочу.  Питание… С этим надо разбираться, но вот то невнятное мессиво я точно больше есть не буду. Витамины. Хм… В квашеной капусте витамина С больше, чем в лимоне. Осталось выяснить, квасят ли здесь капусту и где её взять. Что ещё за витамины сойдёт? Щавель должен уже появиться, крапива сейчас самая полезная. Хоть на щи, хоть куда...

­– Санка! Ребя, смотрите, Санка! – пронзительный вопль мальчишки чуток постарше меня разрушил идиллию весеннего дня и планирование ближайшего будущего.

Ну до чего ж они тут горластые, вздохнула я и принялась рассматривать перелезшее через забор неизбежное.  

Общим видом пострелёнок напоминал воробья. Такой же коричнево-чёрно-серый, такой же юркий и задиристый. На ногах лапти, и видно, что новые – желтеют свежим, ещё незатёртым лыком. Опорки, обвязанные для крепости лыковой же верёвочкой, чистые, как и штаны, пузырями свисающие на обмотки. Под тёмно-коричневым, обшитым по подолу и рукавам густыми заплатками, зипуном невнятного тёмного цвета рубаха и что-то серое, пушистое, вязаное. На голове валяный колпак, лихо заломленный на затылок. Явное подражание кому-то из старших.

Похоже, мать не просто так на улицу выгнала, дабы под ногами не путался. Может, по делу какому отправила – потому и проследила, чтобы оделся «прилично», или просто заботится, чтобы не простыл мальчишка, польстившись на обманчивое мартовское тепло.

Следом за вожаком пацанячей стаи подтянулись ещё трое. Двое видно, что братья. Старший как нянька таскает за собой малого, хоть и разница-то не больше двух лет. Вон как заботливо помог между жердями пролезть и шапку, на нос сползшую, поправил. Ему бы самому по-хорошему пригляд ещё нужен, но по здешним меркам пятилеток уже не младенец. Следом ещё один появился. Явно из породы хорьковых. Взгляд бегает – то ли добычу ищет, то ли боится чего. Господи, ему же всего-то лет шесть, а натура уже разбойничья. Хотя слышала, что такими не становятся, такими рождаются.

– Так ты, Санка, мертвячка? – старший подходит осторожно. И любопытно, и боязно. А ну-ка и впрямь мёртвую на солнышко сумасшедшая бабка посадила.

Мальчишка даже палку с земли поднял. Не то потыкать хотел, чтобы проверить, не то она ему смелости придавала.

– Много ты о мертвяках знаешь? – посмотрела я на смельчака.

– Да поболе тебя! – задрал нос собеседник.

Тем временем, видя, что я разговариваю, а значит, немного живая, подтянулись поближе и остальные.

Устав сидеть неподвижно, я завозилась под шубой, и одна пола распахнулась слегка, позволив высвободить руку. В голову пришла озорная мысль, и я, недолго думая, предложила:

– Хотите, я вам расскажу о мертвяках? – понизив голос до шёпота, насаживая наживку на крючок, спросила я мелюзгу. И пусть сама такая же, а то и меньше, но не воспринимаю я себя ребёнком.

– Ну скажи… – сплюнув под ноги, как бы нехотя согласился старший.

– Расскажу, но на спор, – забросила я наживку малькам. – Если хоть один из вас испугается, то выполните моё желание.

– А ежели нет?

– То я три дня буду вам рассказывать сказки, которых здесь никто не знает.

Мальчишки переглянулись, склонив головы к друг другу, пошептались о чём-то и согласились.

– Вы только поближе подойдите, а то у меня ещё горло болит и голос слабый, не могу громко говорить, – подманивала я добычу. «Бандерлоги, сделайте ещё один шаг…» – Ну слушайте. В одном темном-претёмном лесу стояла чёрная-пречёрная изба. В этой чёрной-пречёрной избе стоял чёрный-пречёрный стол. На этом чёрном-пречёрном столе… – я ещё понизила голос, сделав его едва слышным, и слушатели, чтобы расслышать, склонились ко мне почти вплотную, – …стоял чёрный-пречёрный гроб. – Глаза мальчишек распахнулись, рты приоткрылись, но показать испуг значило сдаться и выказать себя трусом. Затаили дыхание, ждут, что дальше будет. А я продолжила: – В этом чёрном-пречёрном гробу лежит мёртвый-премёртвый человек, который у всех спрашивает… – и тут я, резко выбросив руку вперёд, выкрикнула, стараясь понизить голос до максимума, чтобы не сорваться на смешной визг: – Где моё сердце?