Стоило очередному гостю покинуть Варуту, как светлейший вызывал красавицу и со свойственным ему прямодушием спрашивал: «Ну, как, понравился?..» И княжна, изобразив сердечко из своих нецелованных губок, всякий раз громко вздыхала и опускала глазки, давая понять, что кавалер не впечатлил ее… Увлеченный этой игрой, а точнее, самой молодицей, повелитель иного ответа уже и не желал.

Глава IV. Законное недовольство

Тот удивительный, полный затаенного упоения период жизни короля Миндовга можно без преувеличения назвать счастливым. Княжна Липа оказалась не только жизнелюбивой, впечатлительной, искренней, но еще и смышленой. Повелителю было с ней так же хорошо, как старому Соломону с юной Юдифь.

Отныне, проснувшись утром, первое, о чем вспоминал правитель Литвы, – это о красавице гостье: где она, чем занимается? Король о детях своих столько не беспокоился, сколько о ней. Стоило ему услышать ее голос или просто вспомнить улыбку, как он начинал чудить. К примеру, если находился на заседании суда, то мог изменить решение судей: разбойника помиловать, а вора наградить. В ту зиму недруги даже поговаривали о его умопомешательстве…

Со времени поселения прелестной девы в Варуте светлейший начал придерживаться следующего распорядка дня: до обеда занимался государственными делами, а после обеда отправлялся со свояченицей в предзамковую рощу. Мало-помалу младшая дочь князя Герденя становилось для короля тем человеком, обходиться без которого он был уже не в состоянии. И зависимость эта, как и следовало ожидать, не замедлила посеять семена раздора в его отношениях с женой.

Первый разговор с королевой случился в трапезной, в отсутствие гостьи. В то утро толстуха начала без предисловий:

– Вы и прежде, мой государь, не очень-то жаловали меня своим вниманием. Теперь же и вовсе сделались чужим. Какая кошка перебежала вам дорогу?.. Если причина тому – сияние ясных очей моей сестрицы, то я вынуждена буду настаивать, чтобы эта прелестница покинула Варуту!

Понимая, что жене не в чем упрекнуть его, государь решил разыграть приступ необузданной ярости.

– Вместо того чтобы поддержать своего мужа, на плечах которого такой груз забот, вы, милейшая, начинаете точить его подозрениями и ревностью! Да еще к кому!!! К родной сестре, к честнейшей из дев!.. Да пусть Перун поразит меня в грудь, пусть обезглавит деток моих, если я солгу, сказав, что у меня не было и нет намерений в отношении вашей сестры! Я чист перед семьей и богами!

Страх перед местью богов, которые все видят, слышат, читают мысли, заставлял наших предков жить праведно. Король Миндовг, хотя и делал реверансы в сторону Рима, чтобы остепенить наглых рыцарей, в душе всегда оставался язычником. В то утро, сидя за столом в трапезной, он был уверен, что говорит правду. Но боги, по-видимому, уже знали больше…

Королева не нуждалась в заверениях. Ей нужны были поступки. Всхлипнув, она принялась жаловаться:

– С некоторых пор я чувствую себя такой одинокой! Вы появляетесь на моей половине только тогда, когда собираетесь показать гостям наших мальчиков! А как же я?.. Ведь я не чужая вам, я – жена ваша!

Бедняжка уже поняла, что ее использовали: нужна была молодая здоровая роженица, и государь получил такую, а потом, когда та выполнила свое предназначение, преспокойно вычеркнул несчастную из перечня тех, кто его интересовал.

Понимая, что ссора не сулит ничего хорошего, король начал оправдываться.

– Я – правитель! – воскликнул он. – Ежедневно десятки людей наведывают Варуту! И у каждого – дело ко мне! У меня нет времени нянчиться с вами!

Но сие лишь подлило масла в огонь.