Прошло меньше минуты, и в дверь постучали.

– Войдите, – сказал я, и на пороге показались две крупные румяные девушки в униформе отеля. На передниках были изображены гусь и мышь, которые держали в руках, а точнее – в лапе и в крыле по кружке пива с высокой шапкой пены.

Девушки быстро осмотрели фронт работ, видимо, нацеливаясь перевернуть и пропылесосить весь номер, но я охладил их трудовой порыв, сказав:

– Нет-нет, просто уберите со стола.

На их лицах отразилось разочарование, и одна из них спросила:

– И все?

– И все, – кивнул я.

Девушки мигом убрали со стола и ушли.

Костя сидел в кресле с сигаретой в одной руке и радиотелефоном в другой. Уставившись в потолок, он шевелил губами.

– Номер забыл? – поинтересовался я.

– Вот еще, – ответил Костя, – просто я его вспоминаю.

– А если не вспомнишь?

– Исключено. Вас, простых урок, этому не учат, а мы, профессиональные шпионы, владеем приемами запоминания. Без этого – никуда. Так что сейчас… сейчас… Есть!

– Вспомнил?

– Вообще-то вспоминают то, что забыли. А я с помощью особых приемов извлекал информацию из долговременной памяти.

– Хорошо. Извлек?

– А как же!

– Ну-ну…

Костина манера разговора иногда до боли напоминала мне Наташу. Вот и сейчас, когда он проехался насчет тупых урок и ловких шпионов, я словно наяву увидел перед собой свою сумасшедшую компаньонку по смертельным прыжкам и ужимкам.

Почувствовав легкую грусть, я вздохнул и спросил:

– А скажи мне, Костя, почему это ты разговариваешь, как Наташа? Может, вы с ней, как бы это сказать, некоторое время провели вместе?

Он невесело улыбнулся и, помолчав, ответил:

– Нет, не провели, хотя когда-то я очень этого хотел. – Он помолчал и добавил: – Нас было пятеро друзей. Мы и в универе были вместе, и в училище… Ну и, понятное дело, у нас выработался свой язык, своя манера выражаться. А потом мы с Наташей ушли из ФСБ, а из тех троих, кто там остался, двое погибли, а Мишка застрелился. Так что теперь из нашей когда-то веселой и дружной компании остался только я один.

– Извини, – сказал я.

– Да ладно, о чем ты говоришь, – ответил Костя. – Ну что, звонить?

– Давай, – согласился я и тайком посмотрел на опустевший стол.

Хотелось еще пива, но нужно было хотя бы выдержать пристойную паузу.

Что я – алкаш какой-нибудь, что ли?

Костя набрал номер и приложил трубку к уху.

Потом он нажал на кнопку громкой связи, и в номере стали слышны гудки, потом раздался тихий щелчок, и мужской голос поинтересовался с еврейским акцентом:

– Вам кого?

– А мне тебя, Сеня.

– И что? Кто это?

– С тобой говорит Вениамин Апполинариевич Ментиков, – четко и раздельно произнес Костя.

Настала тишина, которую нарушало только дыхание Лившица, звучавшее в динамике телефонного аппарата.

– О Господи, – наконец сказал он уже без всякого местечкового акцента, – жили, не тужили… Что тебе нужно?

– Да ты не беспокойся, ничего особенного.

– Знаю я ваше «ничего особенного». А потом – контейнеры, микропленки и прочая херня.

– Не беспокойся. Действительно – ничего особенного. Но очень важно и очень нужно. И если ты не сделаешь этого, вот тогда начнется та самая херня, о которой ты только что сказал. И даже больше.

– Ладно. Давай, говори.

Костя посмотрел на меня и сказал:

– Через четыре дня, восьмого числа, в королевском павильоне состоится международный аукцион драгоценностей. Мне нужны два приглашения.

– И все?

– И все.

– Та-ак… Точно все?

– Точно.

– Я знаю об этом аукционе. А тебе известно, что все приглашения именные?

– Известно, – соврал Костя.

– И что я теперь должен делать? Брать наши с Софочкой приглашения и подделывать в них имена, как оценки в дневнике?