Димка любил ее молча, хотя, конечно, она обо всем догадывалась. Когда она, вся такая модная столичная штучка, приезжала на каникулы, они одной компанией бегали на речку, ходили в кино, собирались по вечерам во дворе. Новости разносятся быстро, несмотря на то, что Ирина никому не рассказывала о романе с преподавателем. Или почти никому, если не считать одну близкую подругу. Та, понятное дело, поделилась еще с одной, исключительно по большому секрету. А то, что знают двое, знают, как известно, все…
Димка однажды так и спросил ее, глядя прямо в глаза: у тебя, мол, там все закончилось? Видно было, как трудно ему заговорить об этом, но он хотел получить одну, хоть самую призрачную надежду. Ира, не смутившись, ответила, что это касается только ее, но Димку отталкивать не стала. Все лето они провели вместе. Не вдвоем, а в одной дворовой компании. Ребята над ним подсмеивались: «Эй, Димон, только сознание не теряй! Вон твоя Ирка идет!». Он молчал, но ничего с собой поделать не мог. Не властен он был над собой – и все тут! Она намеренно его дразнила. Знала, что он будет за ней наблюдать и, будто его не замечая, проходила мимо, на глазах сбрасывая юбку, майку, сандалии, а потом медленно входила в воду, чувствуя, как его взгляд прожигает ей спину.
Но, помимо общих вылазок в парк или на речку, Димка заходил к ним домой, помогал принести пакеты из магазина, выбить бабушкин ковер во дворе, переклеить обои. Родителям и Маринке он очень нравился. Сильный и серьезный парень должен был обуздать бьющую через край творческую энергию их младшей дочери. Маринка родилась на десять минут раньше и считалась в семье старшенькой. Ей по старшинству досталась вся рассудительность и весь здравый смысл.
Ирина этих рассказов не любила, о будущем не задумывалась, знала, что в сентябре они с сестрой уедут на учебу и дальше загадывать не хотела. Уж очень простым и незамысловатым казался ей этот Димка. Разве мы хвалим густое и раскидистое дерево, что растет в нашем саду? Разве говорим ему слова благодарности за то, что оно ограждает нас от жгучего летнего солнца и проливного дождя? Мы считаем это само собой разумеющимся явлением, все равно что ослепительное солнце в летний день или хрустящий под ногами снег в канун Нового года… Димка был вот таким же явлением природы, к которому Ира привыкла с детства. Ясно с ним было все, понятно и предсказуемо: армия, невеста, свадьба с обязательным выкупом и длинным платьем, дети, детский сад, долгие хлопоты по поводу приобретения холодильника и в дальнейшем подержанного автомобиля. Ирина ждала другой, ослепительной жизни с подготовкой к выставкам, с творческими подъемами и кризисами, с бессонными ночами, с долгими разговорами об искусстве в тесной прокуренной кухоньке. Димка в ее сценарий, конечно, не вписывался, да и не задумывалась она об этом.
В ноябре после того теплого лета и Димкиных надежд вдруг заболела мама. Отец ухаживал за ней, она почти не вставала. Воспаление легких и проблемы с сердцем уложили ее тогда надолго. Девочкам всей правды не говорили: пусть учатся и не срываются с мест, справимся сами. Димка тогда ей писал регулярно, она отвечала через раз: снова захлестнула яркая студенческая жизнь, а та, летняя, померкла и спряталась в тень. Ему рассказывать о болезни матери тогда строго-настрого запретили, и он, конечно молчал. О том, что он навещал родителей регулярно, Ира не знала. Не знала и о том, что, когда отца отправили в командировку на неделю, Димка, не говоря ни слова, однажды пришел к ним с раскладушкой в руках. Мама тогда уже вставала, но выходить на улицу не могла. Он ушел, как только вернулся отец, также тихо сложил свою раскладушку и с подушкой под мышкой пошел домой.