Люди не ходят,
А травы к поэту пришли,
Следуя зову приятельства и простодушья.
Немудрено украшенье могильной земли —
Мята, кипрей, одуванчик
да сумка пастушья.
Ты укрощал табуны полудиких словес
И приручал своевольную птицу гагару…
Что там теперь
с неулыбчивых видно небес?
Тяжко ль молчания вынести вечную кару?
Крест потемневший
доверчиво обнял вьюнок.
В гуще крапивы
дождя мимолётного блёстки.
Славный поэту природа
соткала венок —
Хвощ да осот,
Сон-трава да кукушкины слёзки.
Люди больны,
Времена безнадёжно глухи.
Я бы и сам не поверил в наивные сказки,
Если б не знал,
Как растут из забвенья стихи —
Чертополох, василёк и анютины глазки.
Истина
Давайте о главном,
О сущем,
Чему и названия нет,
Как этим вот липам цветущим,
Густой источающим свет.
Что толку в раскладе учёном,
Ведь истина наверняка
В неявленном,
Ненаречённом,
Непонятом нами пока.
Как некая дивная птица,
Внезапно мелькнёт у лица…
И манит она,
И таится,
И гибнет
В руках у ловца.
Судимир
Ночной перрон как будто вымер,
Безлюден крохотный вокзал.
– Какая станция?
– Судимир!
Случайный голос мне сказал.
Живя обыденным и сущим,
Кто не загадывал из нас
О предстоящем,
О грядущем,
Что ожидает в некий час?
Бесстрастно время, словно молох,
Нам не дано его продлить…
Но заглянуть за тёмный полог?
Предвидеть?
Предопределить?
За что же будем мы судимы?
Когда и кем?
Предвосхити,
Поскольку неисповедимы
Земные краткие пути.
Но больше не было ответа,
Лишь волновало душу мне
Чередованье тьмы и света
В незанавешенном окне.
Жизнь
Просто ужин на плите,
Просто взгляды, встречи, лица…
Жизнь – прогулки в темноте
С тайной жаждой
Заблудиться.
Вот провал, а вот проём.
Дал же Бог такую ночку!
Оступаемся вдвоём,
Только падать
В одиночку.
Ветер вечности-реки
Продувает,
Злой и хлёсткий,
Отношений тупики,
Заблуждений перекрёстки.
Наступает в свой черёд
То, что было многократно:
Даже двигаясь вперёд,
Возвращаешься в обратно.
Прорастает, как лоза,
Наше прошлое в грядущем,
Но раскаянья слеза
Не видна во след идущим.
Так бывает, и притом
Понимать необходимо:
Человеческим судом
Только явное судимо.
Всё же тайного стыда
Малодушно не отриньте,
Чтоб не сгинуть без следа
В этом странном лабиринте.
«Льнёт паутина к седеющим мхам…»
Льнёт паутина к седеющим мхам.
Свет убывает.
Время рождаться грибам и стихам.
Так и бывает.
Снова сгорают в багряном огне
Тихие рощи.
Время подумать о завтрашнем дне
Строже и проще.
Что там в логу, на ветру трепеща,
Шепчет осина?
Время прощать,
Даже то, что прощать
Невыносимо.
«Остановлюсь и лягу у куста…»
Остановлюсь и лягу у куста,
Пока легки печали и пожитки,
На оборотной стороне листа
Разглядывать лучистые прожилки.
При светлячках,
При солнце,
При свечах
Мир созерцать отнюдь небесполезно:
В подробностях,
Деталях,
Мелочах
Не хаос открывается, а бездна.
Вселенная без края и конца
Вселяла б ужас до последней клетки,
Когда б не трепыхался у лица
Листок зелёный
С муравьём на ветке.
«Заглохший сад…»
Заглохший сад.
Пугливых яблонь ряд.
В озябших кронах трепет лунных пятен.
Есть час, когда деревья говорят,
Но их язык для нас уже невнятен.
И остаётся только горевать,
Как человечий бесполезен опыт,
Чтобы понять или истолковать
Листвы живой и первобытный шёпот.
«Листья повымело дочиста…»
Листья повымело дочиста,
Изморось на тополях.
Не тяготит одиночество
В этих остывших полях.
С дымкой предутренней млечною
И лебедой у межи
Кажется ясной и вечною
Небесконечная жизнь.
Звёзды качаются в омуте,
В чёрном лесу камыша.
Тикают ходики в комнате,
Вечно куда-то спеша.
Ночью
Густеет ночь у Девичьего вира —
В округе полусонной
Ни огня.
Загадочнее сотворенья мира
Грядущее возникновенье дня.
В кромешной тьме неясно отразятся
Неровный шаг
И сбивчивая речь…
Подумаешь:
Откуда свету взяться?