Кажется, мать называла таких пижонами. Видимо, передо мной оказался самый что ни на есть глянцевый пример.

– Андрюша, а ты чего так сильно стал пить? Не поднадоело?

– Я не пью. Вообще.

Мужчина загоготал на весь кабинет.

– А можно не заливать в уши, тут все свои: вот я, вот Наташа. Больше никого. Расскажи, чем так налакался?

– Ничем, говорю же. Я трезвый.

– А, ну да. ну да. Честно?

– Да не пил я ничего! – разговор вызвал во мне вспышку гнева. Видимо, не до конца я проработал свои эмоции с терапевтом.

– Хорошо-хорошо, – рука мужчины сделала примирительный жест. – Ты нас помнишь, горемычный ты мой товарищ?

Признаться было сложно. Помни, Андрей, что нельзя быть криповым!

– Голова мутная с утра, – проблеял я. – Как Леонид довез сюда, ещё помню, а потом всё смешалось…

– Леонид? – Наташа раскрыла глаза в изумлении.

Мужчина смутился:

– Ты что же, теперь своего шофера по имени зовешь? Наташа, у товарища был слишком длинный выходной. Не подменили ли нам? Царь-то ненастоящий.

– Андрей Иванович, у вас через пять минут совещание, – Наташа вся волновалась. Она поднесла три листа, взятых скрепкой. Ещё на стол поставили стеклянный графин со стаканом. – Выпейте воды. У меня есть активированный уголь. Пожалуйста, соберитесь, Виктор Максимович ждет на совещании.

– Кто это? Мой начальник? – поняв, что слишком плохо знаю историю серозной черненковщины, я тупо сдался и пошел на рожон. Ну и черт с этим всем, вижу же, что этим людям не безразличен.

– Приехали, – Сергей снова засмеялся. – Так вот, рассказываю. Тебя зовут Андрей Иванович Озёров. Ты у нас заведующий отделом пропаганды и агитации Центрального Комитета ВЛКСМ. Я – Сергей Георгиевич Курочка, заведующий Международным отделом. Тоже из ЦК, если не понял. А это секретарь-референт, Татьяна Максимовна Гиоргадзе. Твоя Снегурочка. Фокусница, спасительница твоя, Родина-мать настоящая.

Татьяна сильно покраснела, но ничего не сказала. Она отошла в сторону, посмотрела в окно, сквозь шторы и падающий снег. Похоже, ей не нравится фамильярность. Я полистал полученные бумаги.

Какой-то перспективный план агитационной работы с рабочей молодежью. На практике, что была на 3 курсе, мне пришлось копаться в советском архиве, добывая источниковый материал. Желтые бумаги из 1968 года имели точно такую же форму бланка, что и те, что я держу сейчас. На верхнем углу, прямо под шапкой документа стоит дата – 9 марта 1985 года. Вот и выяснилось, куда меня занесло.

– Вам пора, Андрей Иванович, – Татьяна повернулась ко мне, вернув себя в норму. Сергей протянул мне свою здоровенную лапу:

– Сиди и молчи, не раскрывай рот, если не чувствуешь себя хорошо после бурной ночки. Когда дадут слово, читай по бумаге, Мишину будет без разницы.

– Кто такой Мишин?

Татьяна аж всхлипнула.

– Первый секретарь ЦК ВЛКСМ. М-да, товарищ Озеров, как тебя батя ещё не пристрелил? Ладно, идем.

В кабинете уже сидели все прочие лица, многие из которых столь одинаковы, что я даже не пытался их запомнить. Шаблон в голове порвался. В представлении было как: КПСС к тому времени как партийный бетон, даже не ячеистый, а строго монолит; в ВЛКСМ же много живого вайба, скрытого под маской серьезности. А что я вижу? Собрание нормисов. У некоторых пошла эволюция в скуфов.

Сейчас мой маяк, моя надежда, мой спаситель – это высокий и харизматичный Сергей. Вероятно, в этом мире мы бэстики, потому что слишком уж тепло он со мной разговаривает.

Я сел, поставил перед собой бумаги и, пытаясь не вызвать на себя внимание, читал строка за строкой. И так провел целый час, изредка кивая на совещании, как будто меня и правда всё это интересовало.