Иногда они занимались тем, что просто повторяли за кем-то из толпы зрителей. «Если ты классно справлялся со своей работой, – говорил Оппенгеймер, – то человек, которого изображали, даже не знал, что ты рядом. Он рассматривал толпу и видел, что толпа смотрит на него. Он не понимал, почему все на него уставились. Он осматривал ботинки, проверял молнию на брюках и все в этом роде. Тут он задавался вопросом, нет ли кого сзади? Он оглядывался, и, если ты был достаточно ловким и шустрым, то двигался вместе с ним, так что он тебя не видел. Становилось все смешнее и интереснее».

Эти импровизации перед ничего не подозревающей и иногда враждебной публикой тоже были отличным опытом. Как-то Робин выступал с пантомимой недалеко от многоквартирного дома, как вдруг на него сверху вылили воду. Он взглянул наверх, чтобы увидеть, кто это делает, но никого не увидел. Позже он делился этой байкой с друзьями, чтобы показать, насколько уязвимы и незащищены актеры. Испытанный шок еще долго будет в памяти Робина, для него это было сродни пощечине и надолго осталось шрамом на душе.

Одноклассники Робина из Джульярда замечали, что он неважно относился к системе, призванной разбить студента на куски, а затем соединить как новенького. «У школы была тенденция к обезличиванию своих студентов, – рассказывал Ричард Левин. – Временами у тебя появляется больше вариантов и свободы, и ты снова обретаешь личные особенности, но если для роли это не требовалось, то ты мог о них забыть. Я понимаю эту философию, в ней был смысл. Но, полагаю, Робин считал это глупостью. Он хотел расправить крылья и заниматься тем, что было ему по душе».

Его партнер по пантомиме Оппенгеймер тоже видел, что Робин разочарован в Джульярде. Но добавлял: «С Робином никогда не получалось серьезно поговорить».

Летом 1974 года Кристофера Рива отобрали на роль в популярном сериале на канале Си-би-эс «Любовь к жизни», и ему было разрешено не посещать занятия. За этой ролью последовала еще одна, постепенно он становился известным, но учебу в Джульярде так и не закончил. А тем временем Робин влюбился в девушку, которая, как и он, совсем недавно переехала в Нью-Йорк из Калифорнии. Хотя он никогда не говорил, кто она, но описывал как «свободный дух, который никогда не думал о том, что ходить по соседним районам в белых кружевных платьях опасно. Я ей говорил, что, если она продолжит в том же духе, ее убьют, а она отвечала, что ее аура ее защитит».

Летом 1975 года на каникулах после второго курса Робин со своей девушкой отправился в Калифорнию, где чувства между молодыми людьми стали еще сильнее. Но когда Робин осенью вернулся в Нью-Йорк, она с ним не поехала, и этот разрыв очень сильно на нем сказался. «Я очень скучал по моей любимой, каждый месяц мне приходили телефонные счета на 400 долларов – поэтому мне перестало хватать даже не аренду квартиры, – рассказывал он. – Любовь на расстоянии меня опустошала».

Шелли Липкин, подруга Робина из Тихоокеанской консерватории исполнительских искусств рассказывала, что его тоска по любимой была искренней и давящей. «Иногда Робин звонил мне в час-два ночи, он был разбит и расстроен, потому что не был уверен, что его девушка там ни с кем не встречается», – говорила она.

10 февраля 1976 года Робин и Джульярдская школа пришли к взаимному решению, что ему не стоит продолжать обучение в ней. Хотя ходила легенда, что Джон Хаусман выгнал его со словами поздравления по поводу того, что Робин опережал возможности школы его обучать, но это стопроцентная неправда. Такое очень часто случалось в театральном отделении, и отчисленные студенты либо находили, либо нет свой путь в большой жизни. «Джон великолепно умел избавиться от человека, не зачеркнув его надежды словами ”Завязывай с этим“, – говорила Марго Харли. – Он был прав, отпустив Робина».