Ни одна из этих проблем не умаляла заслуги Робина как актера. В своей первой студенческой постановке, еще будучи в группе IV с продвинутой программой, Робин сыграл в «Ночи игуаны» – готической драме Теннесси Уильямса об опальном священнике, которого сократили до работы гидом, и необычной когорте персонажей, которых он встречает в мексиканском отеле. Робин сыграл роль Нонно, привязанного к креслу девяностосемилетнего старика, который в заключительном акте наконец закончил стихотворение, на сочинение которого он потратил всю пьесу.

Несмотря на ту взбучку, которую Робин получил от Майкла Кана в классе, Рив сказал, что эта игра тут же заставила критиков замолчать. «Его изображение старика, прикованного к инвалидному креслу, было крайне убедительным, – рассказывал Рив. – Робин не играл, он был этим стариком. Я был поражен его работой и благодарен судьбе, что она свела нас вместе».

Позднее в спектакле «Сон в летнюю ночь» Робин внес в роль сказочного господина Горчичное Зернышко восхитительную чувствительность и даже переделал костюм персонажа, что тоже вызвало у зрителей пару дополнительных зарядов смеха. Харли так вспоминал выступление Робина: «Он лежал на полу, выставив задницу и натянув шляпу так, что, когда он говорил, шляпа подскакивала. Было смешно. С самого начала было понятно, что Робин чрезвычайно артистичен, хотя у него не было знаний актерского мастерства. Он явно был дико талантлив, но нужно было подучиться. Актерскому мастерству надо учиться, это не просто встал однажды и уже можешь играть».

Робину не нужно было абсолютно ничего – ни сцены, ни сценария, ни даже шляпы – чтобы очаровать зрителя. Пол Перри рассказывал, как как-то они проходили по коридору и внимание Робина привлек автомат с прохладительными напитками. «И ни с того ни с сего он решил подурачиться, – рассказывал Перри. – Минут пять он изображал автомат с колой. Было смешно, хотя, когда ты молодой, многое смешно. Но это было настоящее пятиминутное выступление, у которого были начало, конец и середина. Это был не просто замысел. Выступление было полностью реализовано. Оно было красивое и искусно выполненное. Робин был настоящим мастером импровизации».

Однако Перри не мог быть стопроцентно уверен, что импровизации Робина были без заготовок. «Уильямс тщательно обдумывал то, что другим казалось импровизацией», – говорил он.

Кевин Конрой также подозревал, что голоса и персонажи, которые спонтанно появлялись у Робина, на самом деле были наработками. «Непринужденная способность переключаться с персонажа на персонаж выглядела как сиюминутное творение – но это было не так. Робин годами оттачивал этих личностей. Он изучал людей. Это было его хобби. Он был на голову выше всех нас – а группа была очень сильная», – говорил Кон-рой, который тем не менее завидовал умению Робина демонстрировать все легко и экспромтом.

Другие одногруппники считали Робина трудолюбивым, внимательным. Кевин Сессумс, поступивший в Джульярд через два года после Робина в группу VIII вспоминает его в студенческой постановке Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора» в роли Мальчика, молчаливого и мрачного персонажа, покончившего жизнь самоубийством. Во время перерыва в репетиции Сессумс заметил, что студенты разделились на группы, болтали, хихикали, повторяли свои роли, а Робин уселся в кресло и достал книгу из рюкзака. Когда Сессумс увидел, что он читал «Рэгтайм», глубокий исторический роман Эдгара Лоуренса Доктороу о Нью-Йорке на рубеже двадцатого века, то подошел к Робину и поинтересовался, кто его любимый герой. Робин ответил, что Гарри Гудини, прославленный иллюзионист и мастер исчезновений, появляющийся на протяжении всего романа в качестве повторяющегося символа славы и известности. После этих слов Робин показал на предыдущую страницу и начал задумчиво читать абзац: