На занятиях Рив увидел, как Робин ставит в тупик и смущает своих учителей. Когда уроки проводила Эдит Скиннер, уважаемый педагог по речи и постановке голоса, Рив говорил: «Она ничего не могла с ним поделать». Пока Скиннер методично работала над тем, чтобы научить остальных фонетическому алфавиту и изменению гласных в зависимости от диалекта, а Рив старательно добавлял примечания к своим текстам, чтобы выучить новый акцент, Робин не делал ничего. «Робину это вообще было не нужно, – говорил Рив. – Он мог тотчас же выступить на любом диалекте – шотландском, ирландском, английском, русском, итальянском и на самолично изобретенном».
Некоторые курсы, казалось, были связаны с Робином на инстинктивном уровне, например курс по использованию масок, который вел французско-английский преподаватель Пьер Лефевр. Эти занятия требовали от студентов фокусироваться на языке тела, а иногда вообще не пользоваться речью. Вот как заведующая театральным отделением Марго Харли объясняла эти занятия: «Были нейтральные маски, закрывавшие лицо – это были маски мужские и женские, молодых людей, людей среднего возраста и пожилых – говорить было нельзя. Затем одевались комедийные маски – маски персонажей – и можно было говорить».
Цель масок, со слов Харли – изменить тело. «У актеров должно быть тело, которое может трансформироваться и меняться, рассказывать нам о персонаже, в которого актер перевоплощается. Эти маски помогают трансформировать вашу физическую форму, а многие актеры не могут это сделать. Мне кажется, для Робина это было одно из наиболее ценных занятий».
Но другие педагоги видели, что Робин как актер ограничен и с помощью чувства юмора старается раздвинуть границы. На уроках по технике речи Элизабет Смит говорила: «Я давала ему большие высокопарные стихотворения, чтобы он мог отдышаться и открыться. Я помню, задумывалась, как абсурдно выглядит, что я заставляю Робина этим заниматься, потому что в конечном итоге очевидно, что это было так далеко от всего, что он сделает. То, что у него есть будущее, не вызывало вопросов. Но оно явно не будет связано с цитированием высокопарных стихотворений». Смеясь, она добавила: «Он очень старался не плюнуть на все это, не сделать из этого шоу. Но не всегда справлялся. Просто не мог».
В первые недели обучения Робин конфликтовал со своим педагогом Майклом Каном. Когда надо было перед классом произнести монолог, Робин выступил с бессвязной сатирической проповедью Алана Беннетта из британского эстрадного комедийного представления «За гранью». Позже Рив говорил, что выступление Робина «было даже смешнее оригинального», и что его «перевоплощение, тайминг и подача были безупречны», что завоевало аплодисменты других студентов. Но на Кана это не произвело впечатление. Перед всем классом он сказал Робину: «Такое ощущение, что вы сами от себя получали удовольствие». Немного подождав, добавил: «Это как если бы кто-то помочился в вельветовые штаны». И чтобы добить, закончил: «Вы чувствуете себя потрясающе. Мы же ничего не видим». (Мокрые пятна в вельветовых штанах не видно.)
Руководство школы стало задаваться вопросом, подходит ли Робин под требования продвинутой программы. «У него не было базовых знаний по театральному искусству, – говорил Кан. – Все шло на базе интуиции, это больше походило на пародию, а не на творчество». Перед окончанием учебного года Робина попросили освободить место в группе IV и перейти в группу VI. Он согласился.
Благодаря хорошим отношениям Робин стал в чем-то зависеть от своего друга Рива. Они по-доброму называли друг друга братьями, любили посидеть на крыше дома Рива и побаловать себя вином и историями о женщинах. «Многие одноклассники старались поспеть за Робином, – вспоминал Рив. – Я даже не пытался. Порою Робину надо было отключиться и с кем-нибудь серьезно поговорить, а я всегда был готов его выслушать».