Со временем Геллхорн стала считать Капу кем-то вроде брата по крови – он оказался одним из немногих мужчин, которые действительно понимали терзавшие ее противоречия и страсти. В ту осень они много спорили о политике (он с беспощадностью указывал на ее наивность во многих вопросах) и подшучивали друг над другом, но всегда со взаимной симпатией. Однажды Капа заявился в отель в новом пальто из верблюжьей шерсти с огромными лацканами и перламутровыми пуговицами. Она заметила ему, что в Барселоне «это пальто совершенно не к месту». «Если меня убьют, – сказал он ей совершенно серьезно, – то я хочу умереть в строгом двубортном пальто из верблюжьей шерсти»[135]. В своем романе «Пока смерть не разлучит нас» (Bound Until Death) Геллхорн изобразила его с гораздо большей глубиной, чем любой из многочисленных писателей-мужчин, с которыми он сталкивался. Она звала его Бара. Бара «по-особому, по-цыгански привлекателен; его любят женщины, его рады видеть мужчины; по жизни он даритель, а не приобретатель. Это человек, о котором все говорят, что они его знают, хотя на самом деле в глаза его не видели. Люди рассказывают о нем истории, цитируют его, гордятся тем, что их с ним видели, с удовольствием ему помогают». Себя Марта замаскировала под именем Марушка, которая, как говорит Бара, «похоже, русская, потому что у нее досоветская русская душа – такая жестокая, такая нелогичная, такая возвышенная, такая абсурдная».
25 октября Капа приехал в город-крепость Монблан, где премьер-министр Испании Хуан Негрин собирался выступить перед уходящими интербригадовцами. На фотографиях, сделанных Капой во время его выступления, сотни мужчин поднимают кулаки в республиканском приветствии и плачут, не скрывая слез. Они прошли через две горьких и холодных зимы, ели сухую ослятину и козлятину… Но теперь их война подошла к концу.
Прошло четыре дня. Утром Капа проснулся рано. Он очень волновался, что его «Лейки» окажутся неисправными. Стало известно, что прощальный парад интербригад начнется в четыре тридцать – точное время последнего марша скрывали до последнего, опасаясь массового воздушного налета. Когда Капа добрался до знаменитого проспекта Диагональ в центре Барселоны, он увидел там десятки тысяч возбужденных каталонцев с букетами в руках – они пришли попрощаться с интербригадовцами.
У людей слезы брызнули из глаз, когда на проспект вышла первая группа добровольцев: это был почетный караул из солдат и матросов, которые высокими голосами пели марш республиканцев. Затем появились первые интернационалисты – немцы из 11-й бригады, шагавшие шеренгами по восемь человек. Подбежавшие женщины осыпали их цветами. Вскоре под сапогами марширующих образовался ковер из лепестков. Небо заполнилось полосками бумаги, которые бросали из окон верхних этажей. К колонне пристраивались мальчишки; утомленные солдаты поднимали их и сажали к себе на плечи.
Завершали шествие 200 человек из американской бригады имени Авраама Линкольна. Гордый марш интернационалистов замедлял ковер из цветов, которые местами уже доходили до лодыжек. Во главе колонны шел высокий красивый командир Милтон Вольф, который как-то сказал, что его товарищи стали «закоренелыми антифашистами» раньше других иностранцев.
Капа познакомился с Вольфом, когда фотографировал его с Хемингуэем. Было это еще до того, когда они вместе в начале 1938 года оказались на фронте у Абриля. С тех пор и поныне Вольф восхищался способностью Капы улыбаться в несчастье и тем поднимать настроение окружающих. «Капа всегда “надевал” хорошее лицо, – говорил Вольф. – Он никогда не был мрачным, этот сумасшедший венгр! Мы все восхищались его фотографиями, его шуточками. Из его испанских снимков видно, что бо́льшую часть времени он провел на фронте. Он льстил офицерам, говорил, что сделает хорошие снимки, и так пробирался ближе к местам боев».