Я уронил голову на стол. То, что когда-то вселяло оптимизм – карьера, успех, признание – теперь виделось дорогой в тупик унылого прозябания. С щемящей тоской я вспоминал те редкие моменты, когда верил, что мои усилия имеют значение, когда вера в будущее кормила птицу надежды в моей душе.

«Где та птица сейчас? Сдохла, наверное, от голода… Задохнулась в спёртом воздухе корпоративной рутины».

«И с чего ты взял, что тебя где-то ждут? Кто ты такой, чтобы думать, будто мир расстелет перед тобой красную ковровую дорожку? Уволишься – и что? Вдруг все двери распахнутся? Очнись, Толян! Ты не звезда Голливуда, а винтик в механизме корпоративного гетто».

«Ну, уволюсь я, и что дальше? Фанфары? Овации? Нет, скорее – ледяной душ реальности».

«Сидишь тут, упиваясь собственной мнимой значимостью, – обвинял внутренний прокурор. – Требуешь от мира поклонения, как капризный ребёнок. „Мне все должны!“ Но кто ты такой, чтобы требовать?»

«Внутри каждого из нас живёт этот раздутый шар эгоизма, готовый лопнуть. Прямо как воздушный шарик на детском утреннике».

«„Я ведь такой охуенный“, – твердишь ты. – „Я достоин большего, я заслужил! Я… Я… Мне… Ещё…“ Заевшая пластинка самовлюблённости».

«Но реальность приходит, когда мыльный пузырь лопается, и ты остаёшься один на один со своим „охуенным я“. И тут выясняется, что твоё „охуенное я“ не умеет готовить, убирать и платить по счетам».

«Ладно, – произнёс я вслух, поднимая голову. – Пятиминутка самобичевания окончена. Это как фитнес для моего внутреннего мазохиста. Интересно, есть ли скидка для постоянных клиентов?»

До похода оставалась неделя. Тёплая летняя ночь окутала город. Мы с Мишей, решили покорить очередную «вершину» городского ландшафта. На этот раз целью нашего «восхождения» – авантюры, затеянной скорее от скуки и желания хоть как-то разбавить однообразные будни, – стала крыша шестнадцатиэтажки на окраине, бетонный Эверест среди джунглей спального района.

– Туда! – воскликнул Миша. Его глаза, блестели азартным огоньком.

Я поплёлся за ним, не столько поддавшись его энтузиазму, сколько от лени спорить.

– Только давай не ту многоэтажку, где в прошлый раз нас бабка с нижнего этажа ментами пугала, – предупредил я, вспоминая наше предыдущее «приключение», закончившееся позорным бегством.

– Не ссы, на этот раз я нарыл место поинтереснее! – Его тон был настолько торжественным, будто он открыл как минимум врата в затерянный город.

И действительно, место оказалось «интереснее»: дверь на чердак была не заперта и приглашающе поскрипывала на ветру. Мы прошмыгнули внутрь, перешёптываясь, как пара неумелых воришек, хотя красть тут было абсолютно нечего, разве что пару ржавых вёдер да древнюю антенну – артефакты прошлого столетия.

– Тише ты! – шикнул я на Мишу, когда тот, запнувшись о какую-то трубу в темноте, чуть не грохнулся.

– Слушай, может, хорош уже лезть? – выдохнул я, останавливаясь перевести дух.

– Да ладно тебе, слабак! Осталось-то всего ничего! Или ты струхнул?

Кое-как одолев последний пролёт лестницы, я вывалился на крышу. Миша уже торчал у края, увлечённо щёлкая своим неразлучным фотоаппаратом, пытаясь поймать в объектив ускользающую красоту ночного города.

Ветерок, словно ласковая рука, приятно холодил разгорячённое лицо. Я с наслаждением вдохнул свежий воздух, который казался особенно чистым и вкусным после затхлости подъезда. Прислонившись к вентиляционной трубе, я наблюдал, как Миша носится по крыше в поисках удачного кадра, будто белка, перепившая энергетиков.

– Ну, за что пьём? – спросил он, протягивая мне бутылку, в которой уже осталось не так много нашей «волшебной микстуры».