– попытался робко высказать свое «фи» профессор, но поняв что выглядит глупо ушел глубоко в застенки сознания.

Побродив между балками, я поднял кусок утеплителя и, утрамбовав сумку между слоями стекловаты, аккуратно придавил верхним слоем.

Отряхнув зачесавшиеся руки, я оглядел тайник и, оставшись довольным поплелся к двери.

Софья Ивановна Рутенберг никогда не отказывала себе в удовольствии откушать вкусного чаю с шоколадными конфетами.

Заимев правило делать это в одно и тоже время, она, налив горячую заварку в фарфоровую чашечку и поиграв пальцами, решая, какую из конфет взять первой, невольно вздрогнула от дверного звонка.

Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза, положив обе ладони на скатерть и разгладив невидимые складки, чуть склонила голову набок. Встала, пройдя, словно каравелла, в коридор к входной двери и открыв ее на цепочку, замерла на мгновение. Чтобы легким движением руки впустить незваного, но такого долгожданного гостя.

– Здравствуй, дорогая. Я не опоздал к чаю? – бодро произнес мужчина.

– Только если немного, – грудным голосом произнесла Софья, впуская бывшего мужа в квартиру.

Свернув из коридора сразу налево и оказавшись в столовой мужчина занял стул напротив чайной пары бывшей супруги.

Софья Ивановна бесшумно поставила перед ним еще одну фарфоровую чашку с блюдцем и, налив ароматный напиток, зашла за его спину и, размахнувшись скалкой, которую она прихватила с кухни, вырубила Леонида Яковлевича, аккуратно придержав голову мужчины, чтобы он не расплескал молочный улун на белоснежную скатерть.

Я пришёл в себя от жуткого скрипа скотча. Бывшая жена Рутенберга на совесть приматывала меня к креслу, кровожадно играя желваками и откусывая липкую ленту белоснежными зубами.

– Что вы делаете? – паника стала овладевать мной.

– Возьми себя в руки, тряпка! – прорычал Олег, пытаясь привести меня в чувство. – Это же всего лишь бабка!

– Я бы попросил, это все-таки моя бывшая баб… тьфу ты, жена! – возразил Рутенберг. – Парень, будь серьезнее, разбуди в себе зверя, покажи кто хозяин в этом доме! Не посрами…

– О, как мы заговорили. То есть теперь, Лёня, ты мне выкаешь? Мало того что ты испоганил всю мою жизнь, так ты решил перед смертью ещё и добить? – вплотную приблизилась Софья Ивановна.

– А вы говорили, что она адекватная, – задумчиво произнёс Олег.

– Всё так и есть! Но я не знаю, что за муха её укусила, – словил кислую мину Рутенберг. – Максим, спроси её. Только не выкай, не забывай, что в тебе она видит меня.

– Софья, дорогая… Почему перед смертью? – все-таки это меня волновало больше всего.

– Дорогая? Вот как ты заговорил. Настолько дорогая, что ты решил переписать завещание, лишить меня и нашего сына Гришу и этих несчастных крох? – развела руками в разные стороны женщина. – Да потому что, Лёня, зачем тебе жить после такого преступления? Ты должен гореть в аду! – расхохоталась Софья Николаевна.

– То есть как переписал? Я ничего не переписывал! – взвизгнул Рутенберг.

– Софья, ты что-то путаешь. Я точно знаю, что я этого не делал, – поспешил сообщить я в надежде на скорое освобождение.

– Спроси у нее откуда информация, – вовремя подсказал Олег.

– С чего ты это взяла? – выдавил я из себя, уж больно щекотливая была ситуация, уже второй раз меня привязывали к мебели и били. И если в первом случае это было хоть и не ожидаемо, но закономерно, то сейчас уже ни в какие ворота не лезет.

– Ты считаешь меня, выжившей из ума старухой? Твой друг, Игорь Юрьевич звонил сегодня с утра, – с торжеством ткнула она меня скалкой в грудь.

– Постарайся убедить её, что это всё неправда, хотя Игорь тот ещё жук. Как он мог, а где же его хваленая профессиональная этика?