Раздухарился я, сам от себя такого не ожидая, скрестив руки на груди и сплюнув к себе под ноги.

Слюна предательски растянулась от губ и зависла в районе живота, опасно кренясь на меня.

Аккуратно ухватившись за ближайший куст и сломав веточку, я избавился от этой демонстрации крутизны и, всё же решив поставить эффектную точку, пнул булыжник, что внезапно оказался возле моих ног…

Сранный, мягкий, словно и не камень вовсе… Блин!

– Ну и чем тебе ропуха не угодила?

– Что? – уставился я на свои ноги, рассматривая, как камень обнял мой ботинок, выплюнув длинный язык в сторону, и схватил какого-то жука, пролетавшего рядом.

От неожиданности и страха я, как ненормальный, стал махать ногой, только бы это нечто отлепилось. И отлепилось, вместе с кроссовком улетев в высокую траву за лавочкой.

– Не что, а кто! Ропуха – это жаба! Куда катится современное образование? – это было сказано настолько выразительно, что я даже как будто увидел, как профессор закатывает глаза.

– Ну что я говорил, неприспособленный, – вставил свои пять копеек Олег.

Я же, гордо их проигнорировав, попрыгал на одной ноге в сторону, куда улетел кроссовок.

– Мне всё равно, что вы сейчас скажете, без еды и места, я подчеркиваю, нормальной еды и нормального места для сна, я не сдвинусь отсюда. Лучше уж ночевать в этом дворе на этой самой лавочке. По крайней мере, не придётся ни с кем из-за неё воевать.

– А вот тут я сомневаюсь, – произнёс Олег и с небывалой лёгкостью повернул мою голову в сторону приближающейся парочки.

То, что они собирались занять именно эту скамейку, не было ни капли сомнений.

– Ну давай, самостоятельный наш, действуй. Защити единственное место, где собираешься ночевать. А если победишь, можно будет отобрать у них бутылку вина и закуску. И не забудь прихватить гвоздичку, – с усмешкой в голосе произнёс Олег, отходя в сторону и не мешая.

И вот вроде бы и получил то, чего хотел, а вот почему-то ощущение, что где-то меня прям конкретно подставили, не отпускает. Тем временем парочка неумолимо приближалась.

– Кириша, ты посмотри, какой-то крендель занял нашу лавочку, – капризным тоном произнесла полноватая неопрятная женщина.

– Маня, ща всё будет, – произнёс тот самый видавший виды Кирюша, мужчина неопределенного возраста, без определенного места жительства.

Он картинно поцеловал ручку Мане и, развернувшись, направился в мою сторону.

– Слыш, шкет, это моя лавочка! – он пристально установился на меня своими мутными глазами.

– Н-на ней что написано? – от чувства неминуемых разборок начал заикаться я.

«Вот она, взрослая жизнь, сейчас меня будут бить бомжи за лавочку, – с тоской подумал я. – Соберись, тряпка, покажи кто в доме… тьфу ты, во дворе хозяин!».

Бомж молча вытянул свой палец с загнутым темно-серым ногтем в бок лавки.

Я автоматически посмотрел туда же, чтобы прочесть: «Это моя лавка».

– Это моя лавка, – прочитал я вслух.

– Не, шкет, ты не понял, это моя лавка, че закорючку дальше не видишь?

И вправду рядом с текстом стояла странная каракуля, похожая на муху.

– Ну что тупим, не заставляй даму ждать. Свалил по бырому.

– Или что?! – попытался напустить в голос уверенности, произнёс я.

– Мадам, пять сек., – Кирюша показал своей спутнице раскрытую ладонь с растопыренными пальцами и резко схватился за ножку скамейки и дёрнул её вверх.

Не ожидая от бомжа такой прыти, я кубарем скатился в траву, приложившись обо что-то спиной.

Кирюша же поставил лавочку на место, стряхнул невидимые пылинки, поставил бутылку и, развернув газету, положил на неё баранку колбасы.

Умопомрачительный запах краковской вывел меня из прострации.