Полминуты собравшиеся слушали тишину. Руденко попытался представить, как ему объясняться перед Москвой, и закрыл глаза. Зверски хотелось кислого. Пальцы немели. И на ногах тоже. Инфаркт, подумал глава. Когда немеют конечности – прямой путь к инфаркту. А что, может это и выход.

– Люди. Не. Едят. металл. Это чушь, – тихо сказал кто-то во втором ряду, губернатор не разглядел, кто именно, – Быть может, наркотик? Террористы могли распылить что-то в тоннелях?

– В 22.07 я отдал приказ остановить движение по Кировской ветке, – продолжал Ромашин, – Поскольку…произошли беспорядки.

– Поскольку неизвестные люди напали на пассажиров сразу на трех станциях, и погибло не менее ста сорока человек. Еще три сотни числим пропавшими без вести, – закончил за него полицмейстер, – Это то, что нам удалось зафиксировать, пока работали камеры.

– Неизвестные люди, судя по данным камер наблюдения, – это как раз наши рабочие, – начальник Метростроя сцепил пальцы, чтобы руки тряслись не так заметно, – Но…среди них уже и охрана, и пассажиры. Они…они перегрызли провода.

– Это розыгрыш такой? – врач беспомощно глядела на мужчин, Ну что вы все молчите? Какие провода?! Кто грызет провода? Да не молчите же!

Руденко вдруг поймал себя на том, что с удовольствием сосет металлический колпачок от авторучки. Губернатор тут же вытащил колпачок изо рта, опасаясь реакции подчиненных. Но кажется, никто не заметил.

Если останусь цел, вяло подумал он, если не сяду после всего этого…на хрен. В отставку. Плевать на все, сил больше нет.

– Какую версию даете прессе и телевидению? – сухо осведомился представитель администрации.

– Никакой. Пустили слух о случайном выбросе газа.

– Но люди боятся выходить из дома! Я обязан объявить…

– Вы обязаны избежать паники! – жестко перебил москвич, – Борт со спецами уже сел в Пулково. Возможно, это вражеская провокация. Возможно, газ. Объявите, что никакой опасности для наземного транспорта и горожан нет.

Дать бы тебе сейчас в рожу, мечтательно вздохнул Руденко, и сам не заметил, как почти надвое перекусил колпачок от ручки. Тварь жирная, что ты вообще понимаешь, приехал тут слюной брызгать, а сам, говнюк, даже диссертацию не смог защитить.

– Но мы…мы даже не знаем, насколько это заразно, – попыталась вклиниться врач, – Я прошу разрешения посетить больных, и впустить нашу бригаду химзащиты на одну из станций…

– Это Не Заразно, – мягко стукнул кулаком особист, послушал телефон и повернулся к губернатору, – Телевидение уже здесь. Вы должны кратко выступить, успокоить город. Никакой опасности. Эвакуации не будет. Теракта нет. Это учения. Вот лейтмотив вашего выступления. Причем выступить придется срочно, и без подготовки.

– Я…я постараюсь. То есть, конечно.

Еще один говнюк, вздохнул Руденко. Школота в погонах. Гоняют меня, как шестерку за пивом.

– Господин губернатор, а как быть с теми пассажирами, кто остался в метро?

Руденко ждал этого вопроса. Полсотни поездов. Десятки тысяч пассажиров. Почему они не пытаются выбраться наружу?

Или они уже выбираются? Но не там, где мы их ждем?

– Я вам отвечу… Это учения. Учения такие. Учения. Одну только минутку… – сжав онемевшие пальцы, губернатор выполз из-за стола, изо всех сил изобразил улыбку, и скрылся в комнате отдыха. Там он упал мокрым лбом на зеркало, застонал, и уже не сдерживаясь, сжевал колпачок от ручки, затем давясь, принялся грызть медный браслет, а затем, выплевывая обмотку, сидел на полу, и с наслаждением жевал и глотал провод от настольной лампы. Грыз и глотал, пока не полегчало. Пальцы снова стали сильными. Губернатор провел ногтем по зеркалу. Зеркало треснуло. Губернатор достал из ящика штопор и воткнул себе в запястье. Боли не было.